Greedfall Halloween — Итоги и поздравления

[Teer Fradee]

Итак, друзья, настало время подводить итоги нашего камерного Halloween-фестиваля.

Конечно, кому-то может показаться, что пять работ и тринадцать присланных голосов это немного, но если учесть, что фестиваль состоялся спонтанно, без достойной информационной поддержки, и что несмотря на нехватку времени авторы создали такие достойные работы — Halloween-фест можно счесть успешным. Большое спасибо всем участникам: и авторам, и читателям. Мы надеемся, что за этим фестивалем последуют другие, и мы ещё не раз порадуемся новым ярким и интересным работам. А теперь давайте посмотрим итоги голосования и поздравим наших авторов!

Распределение голосов:

10 голосов — Мини «Someday my ship will sail»
9 голосов — Драббл «Trägst du mich mit dir»
8 голосов — Мини «And Then There Was One»
7 голосов — Мини «Efendieru, efenleof»
6 голосов — Миди «Минунданем»

Подробную информацию по голосованию можно посмотреть тут:

Поздравительные баннеры для победителей

1 место — мини «Someday my ship will sail»

<a href=https://greedfallton.diary.ru/p218499600.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86529199.png"></a>

2 место — драббл «Trägst du mich mit dir» авторства  brass pangolin cold

<a href="https://greedfallton.diary.ru/p218498501.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86529202.png"></a>

3 место занял мини «And Then There Was One»

<a href="https://greedfallton.diary.ru/p218499673.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86529209.png"></a>

До скорой встречи, друзья!

@темы: Halloween, Орг

---

Greedfall Halloween — Голосование

[Teer Fradee]

Голосование

Принято: 13 голосов

@темы: Halloween, Орг

---

Greedfall Halloween — Голосование

[Teer Fradee]

Итак, друзья, наши дорогие авторы порадовали нас пятью чудесными текстами, и мы предлагаем вам поучаствовать в голосовании и выбрать самую полюбившуюся историю этого Хэллоуина.

1 . Мини «Efendieru, efenleof» (ОЖП-островитянка), дарк, R
2. Драббл «Trägst du mich mit dir» (Курт, Нерман, Сиора), драма, PG-13
3. Миди «Минунданем» (м!Сарде/Айден), мистика, хоррор, PG-13
4. Мини ««Someday my ship will sail» (ОМП-навт), мистика, ангст PG-13
5. Мини «And Then There Was One» (ОЖП, ОМП), хоррор, modern!AU, R


Голосование продлится до 7-го ноября, закрытым способом: на u-mail сообщества, голоса после окончания работ будут раскрыты. Голоса от виртуалов и гостевых аккаунтов учитываться не будут.
Голосовать можно за все понравившиеся работы — просто скопируйте форму в письмо, и удалите лишние строки.

Авторы не могут голосовать за собственные работы, но работы проголосовавших авторов получат бонусный балл для компенсации "голосования против себя".

Форма для читательского голосования:

Мини «Efendieru, efenleof»  
Драббл «Trägst du mich mit dir»  
Миди «Минунданем» 
Мини ««Someday my ship will sail» 
Мини «And Then There Was One»  

На дайри бывают локальные ошибки с "потерей" писем. Если вы проголосовали, но к вам в течении суток не пришло ответное письмо с подтверждением, что голос принят, попробуйте повторить отправку или отметьтесь в комментариях, чтобы с вами можно было связаться иным образом.


Принято голосов: 10
19:20 07.11

@темы: Halloween, Орг

---

Greedfall Halloween — мини «And Then There Was One»

[Некто из Телемы]

Название: And Then There Was One
Пейринг/Персонажи: ОЖП, ОМП,

спойлерно

Константин|ж!де Сарде
Категория: джен
Жанр: хоррор, modern!AU
Рейтинг: R
Размер: 4325 слов
Предупреждение:

спойлерно

смерть персонажей

And then there was one

— Так где их можно встретить?.. — лениво спросил Анвар. — Дай затянуться.
— Держи, — Мойра протянула ему дурманно пахнущую пейотом, мятой и гармалой самокрутку. — Где сами захотят, там и встретишь. Но вообще, их можно позвать, если знаешь ритуалы.
Чтобы услышать друг друга, им приходилось почти кричать: вокруг было слишком много смеха и взвизгов, грохотания хлопушек, треска факельных свечей и неровных, рубленых ритмов музыки. В Нью-Серене празднуют Весенний Карнавал со всем присущим ему цветастым безумием.
— Говорят, — подхватил Шон, — иногда они появляются в здании ратуши.
— Чушь какая! — перебил его Жак. — С чего богам острова появляться в бывшей резиденции орсейского губернатора?
Шон смутился, нервно почесал за ухом. Латексная маска ульга — чёрная, лохматая, ощерившаяся огромными резиновыми клыками, — съехала набок, придавая ему забавный и немного придурковатый вид.
— Как слышал, так и говорю! Что иногда по ночам они появляются там и устраивают праздник. И если кто-то увидит их, то его приглашают присоединиться. Если согласишься — станешь лесным духом в их свите, а откажешься — тебя разорвут на части.
— Тю! — тряхнул головой Жак, отбрасывая назад белые пряди. Те скользнули по пластиковым рогам и тут же упали обратно на глаза. — Таких историй и у нас полно. Могу рассказать о Холодном Человеке, Невидимой Девочке и Проклятой Часовне… Анвар, прекрати нас окуривать, не в церкви Люминуса!
Тот послушно опустил руку с исходящей пряным травяным запашком самокруткой, которой, сам того не замечая, дымил прямо в лицо Кене. Подумал — и сунул её себе в рот. В своем гриме, изображающем лежалого мертвеца с проступающим черепом, и толстой папиросой в зубах он смотрелся колоритно. Жак даже потянулся за висевшим на шее фотоаппаратом.
— Мойра, вы правда курите эту дрянь для вызова духов?
— Правда. Воскуривание священных трав — это часть ритуала призыва. — Она дотронулась до правой щеки, где к коже прилип накладной силиконовый зелёный шрам-метка. И продолжила: — Есть разные наговоры. Нужно выйти ночью на дорогу, начертить углём знак, произнести нужные слова, зажечь травы… Дальше по-разному, зависит от того, кого и зачем зовёшь: например проткнуть иглой птичье сердце или намазать драконьей кровью соломенную куклу. Если всё сделать правильно, они придут на зов.
Кена, отвлёкшись от телефона, по которому отслеживала продвижение праздничной процессии, спросила:
— А ты сама их вызывала?
— Сама — нет. Вот бабка говорила, что однажды выходила ночью, чтобы пройти семь перекрёстков, зажечь красные свечи и семь раз надрезать ладонь. Шрамы показывала.
— И что?
— Да ничего не случилось! — рассмеялся Анвар с тем презрением к магии, которое отличало всех уроженцев Мостов. — Кена, ну ты же всерьёз в это не веришь?
— Не знаю, — честно признала Мойра. — Она никогда не рассказывала, что из этого вышло, сколько бы я ни спрашивала. Только предупреждала, чтобы я не пыталась звать Доброго Князя сама, потому что он большой шутник, и его шутки добром никогда не кончаются…
— Тогда почему он «добрый»?
— Ха! — Шон усмехнулся. — Попробуй такого «злобным» назови, обидится же! И ещё пожалеешь, что не умер сразу.
— Не поэтому, — с достоинством поправила его Мойра. Из всей компании только она родилась и выросла на автономной племенной территории, поэтому про обычаи и легенды Тир Фради знала не только из книжек и сомнительных статеек. — То есть, поэтому тоже, но не только. Добрым его называют ещё и потому, что он никогда тебе не откажет. Милосердная, та выполняет только просьбы, которые считает, ну, справедливыми. А он любые. Только и цену назначить за это может любую. Чаще всего такую, какую ты не захочешь платить…
— «Отдай мне то, чего дома не знаешь»? — с нескрываемой иронией уточнил Жак.
Анвар фыркнул, Кена рассмеялась. Шон вежливо промолчал, пропуская сквозь пальцы хвост блескучей мишуры, обвивавшей перила.
— Не хотите, не слушайте! — надулась Мойра и повернулась к кованой балконной ограде, машинально ощипывая перья на традиционной накидке донейгад. — Сами же попросили рассказать!
— Ладно, ладно! — Жак примиряюще поднял руки. — Больше не будем стебаться, честно. Просто интересно стало, под кого мы с Кеной вырядились.
Шон посмотрел на них: белый парик с ветками-рогами и серовато-бурый грим на лице у Жака, длинное, в пол, сине-белое платье с золотыми аппликациями и накладные локоны с приклеенными к ним искуственными цветами у Кены. И поинтересовался, не скрывая изумления:
— Вы что, первые попавшиеся наряды надели?!
— Вроде того, — беспечно мотнула головой Кена. — Мы в магазине выбирали костюмы, мне платье понравилось. А продавец сказал, к этому наряду есть парный, если покупать, то оба. Мы и решили взять… думали, там какая-то романтическая легенда.
— Ну да, их поодиночке даже не продают, всегда комплектом… И легенда тоже есть. Правда не знаю, насколько она романтическая. Если в двух словах, то Милосердная Госпожа была его сестрой, но Добрый Князь так хотел, чтобы она принадлежала только ему, что убил её и поглотил, чтобы стать с ней единым целым. И с тех пор они неразлучны.
— С мёртвой съеденной сестрой?! Оригинал этот ваш Князь…
— Так она потом ожила! Она же богиня.
— Логично, — признал Анвер. — А она на него не обиделась за такое? Лично я бы обиделся.
— Может, и обиделась, — Шон развёл руками, — только куда ей было деваться, если они уже превратились в одно целое?
Кена и Жак, не сговариваясь, передёрнули плечами — «романтическая» легенда им не понравилась, и обсуждать местных богов их уже не тянуло. Зато в Анваре, не иначе как под влиянием священного островного курева, проснулся настырный этнограф:
— А чего они боятся? Как в кино — света, толпы, горящих лампад?
— Ничего они не боятся! — огрызнулась Мойра, как будто даже обидевшись за выдуманных островных божков. — Это тебе не нечисть из детских страшилок! Им никто не указ… — У неё над ухом раздался громкий «чпок». Мойра дернулась и зло прошипела: — Ай, Жак, прекрати!.. Бесишь.
Тот только усмехнулся и звучно втянул опавшую белую пакость обратно в рот. С тех пор Жак перешел на никотиновую жвачку, он постоянно надувал пузыри — и никакие силы, ни ругательства, ни даже угроза физической расправы, не могли его остановить. Кроме того, ему — и он этого не скрывал — нравилось дразнить Мойру, слишком серьёзно относившуюся к собственным россказням.
Не то чтобы та была плохой рассказчицей. Но такие истории было бы хорошо слушать где-нибудь в тишине и темноте. Лучше всего — в лесу, перед костром, чтобы потом полночи шарахаться от силуэтов деревьев, принимая их за корону из ветвей на голове Хозяина Леса. А здесь, во время шумного карнавала, среди рокочуще-звенящей какофонии, под взрывами цветных фейерверков и светом прожекторов, старые сказки казались чем-то смешным, нелепым. И совсем не страшным.
— Кена, что там с процессией?
— Кортеж уже в конце Сент-Петрус Авеню. Здесь будет минут через… десять, наверное?
— Тогда пойдёмте вниз, — предложил Шон, поправляя, наконец, маску. — А то потом не пробьёмся.
Спуститься на запруженные зеваками улицы оказалось всё равно что с разбега нырнуть в открытое море. Пахло потом, духами, разлитым бренди, дымом и сладкой выпечкой — так сильно, что воздух, казалось, можно было резать ножом, как праздничный пирог с сине-бело-красной глазурью. Покачивались гирлянды флажков и многоцветная мишура. Вездесущие бусы блестели на шеях, в руках, даже под ногами.
Всем пятерым приходилось цепляться друг за друга, чтобы не потеряться в толпе. Вокруг мельтешили священники, чумные доктора, пираты, надайги, тенланы, принцессы, призраки — и все они обнимались, хохотали, фотографировались, пили прямо из стеклянных бутылок, целовались направо и налево. Под вечер по улицам расползся туман — привычное проклятье Нью-Серены, порождение болот к западу от города, — но празднеству это не мешало. Напротив, под лёгкой белой кисеёй буйный карнавальный угар как-то даже облагораживался, выглядел немного сюрреалистично. Почти сказочно.
Музыка, приближаясь, звучала всё громче и громче. Взрывались дребезжанием медные тарелки. Задорно бренчали банджо, пронзительно взвизгивали гобои и в тон им певуче гудели кларнеты… И наконец из-за поворота показалась праздничная процессия.
Людское море заволновалось, расступаясь, прижимаясь к стенам. Первым шёл отряд жонглирующих факелами огнеглотателей — Кена вместе с другими крикнула что-то неразборчиво-восхищённое, когда те синхронно закрутили в воздухе восьмёрки, ненадолго превратившись в плюющиеся рыжими искрами огненные волчки. Затем маршировал одетый в цвета карнавала оркестр. А следом за ним, по середине улицы, неторопливо полз праздничный кортеж. Платформы — одни сделанные под первые наутилусы, другие под лесные святилища и старинные гаканские замки — были украшены яркими лентами, гирляндами и огромными флагами. На них стояли люди в масках и ярких костюмах. Они улыбались, махали руками тем, кто смотрел на них снизу.
— Бросьте что-нибудь! — завопил кто-то.
И толпа пришла в движение. Люди пихали друг друга локтями, плечами, спинами, вытягивали руки, скандируя: «Бросьте нам что-нибудь! Бросьте!»
Сверху посыпались праздничные дары: игрушечные фигурки, конфеты и, конечно же, бусы, самой разной длины и самых разных форм. Через пару минут все пятеро стали обладателями двух-трёх трофеев. У Шона на шее болтались белые чётки и ожерелье из крупных, с полкулака, разноцветных шаров. Мойра сжимала деревянную фигурку надайга и бутылочно-зелёные бусы. Анвар с Жаком получили от кого-то по низке ярко-красных пластмассовых рубинов и теперь жизнерадостно ржали, пристраивая их на шеях и трясясь в пародии на дикарский танец. Кену — ту и вовсе засыпали подарками так, что не хватало рук, несколько ниток бус пришлось повесить на шею, превращая себя в ходячую выставку бижутерии, а самые длинные, золотистые, и вовсе намотать поверх рукава, от запястья до локтя.
— Смотри! — гаркнул на ухо Жаку Анвар, успевший уже потерять свою самокрутку, и ткнул пальцем в сторону одной платформы. — Там твоя копия!
— Где?! Не вижу…
— Да вон же! — Кена, сразу заметившая ещё одного островного бога, подскочила ближе и взяла Жака за подбородок, разворачивая в нужную сторону. — С правого края, видишь?
— Где… а! Точно!
Их оживление привлекло внимание Шона и Мойры, и те тоже уставились на двойника Жака. Конечно, двойником он вовсе не был, просто костюмы у них оказались одинаковые: старинный красно-синий камзол и рога-корни, сплетённые в подобие короны над белыми прядями. Маски на нём не было. И он — единственный на всей платформе — не улыбался и не швырялся подарками, холодно разглядывая толпу внизу.
— А где его партнерша? — Жак вертел головой. — Ты же сказал, это парные костюмы!
— Наверное, на другом краю платформы? — пытаясь перекричать музыку, предположил Шон. — О, он решил спрыгнуть! Чокнутый!
Ревущей толпе не было дела до одинокого сумасшедшего, решившего перемахнуть через перила движущейся платформы. Так же, как и ему было очевидно наплевать на всех: он шёл прямо, не лавируя, не отвечая на крики и не обмениваясь ни с кем сувенирами — а люди как бы случайно расступались или отходили в сторонку, освобождая ему дорогу.
Получившийся маленький скетч — Хозяин Леса, с поистине княжеским равнодушием шагающий сквозь не замечающую его толпу — смотрелся эффектно. Жак самозабвенно щелкал фотоаппаратом… и продолжал это делать до тех пор, пока тот не остановился прямо напротив их компании.
Вблизи он был совсем другим. Каким-то до жути настоящим. Рогатая корона казалась живыми лозами, и грим был похож не на грим, а на тонкую кору с чёрными прожилками, и даже камзол выглядел аутентичным, вытащенным прямиком из музея моды… А ещё на нём оказались линзы сплошного светло-серого цвета, похожие на лаково блестящую пленку. И непонятно было, как можно в таких вообще что-то видеть.
А ещё он был красив — настоящей, классической красотой. Такими любят рисовать прекрасных принцев.
— С ума сойти! — присвистнул Шон. — Сколько ж сил он угробил на этот костюм!
— И денег, — поддакнул Жак, слегка завистливо разглядывая наряд. Или, может, самого мужчину.
— Может, он каком-то интерактивном представлении участвует?
Откровенное разглядывание, равно как и их искренний восторг, переодетого Добрым Князем не волновало. И вообще, из всех пятерых его, кажется, заинтересовала только Мойра: глядя на неё, он улыбнулся — чуть заметно, самыми уголками губ. И поманил остолбеневшую девушку пальцем.
— Эй, — слегка толкнул её в бок Шон, — чего застыла? Тебя зовут же!
— Это она от благоговения! — хохотнул Анвар и, шкодливо блестя глазами, пихнул локтём уже Кену, пялившуяся на незнакомца ничуть не менее завороженно. — Кена, а давай ты! Мойра стесняется, он же её божество, как-никак. А тебе, Милосердная Госпожа, по должности положено рядом с ним быть… Давай-давай! Жак ревновать не станет.
— Не стану, — довольно-таки кисло согласился тот. — Вот ещё! Иди, Кена, в самом деле. Может, и правда это интерактивное представление, я тогда тебя с ним сфотографирую… Жаль такой кадр упустить!
Кена, подзуживаемая приятелями, решилась: подскочила вплотную к нему, широко улыбаясь, и потянулась накрутить на рога дешевые цветные четки. Те самые, золотые, которые ей бросил кто-то.
Ряженый отшатнулся. Его аж перекосило — по тонкому породистому лицу пробежала гримаса гнева, отвращения и чего-то вроде насмешливого изумления. Он резким, брезгливым каким-то движением оттолкнул Кену. Та не удержала равновесие и, неловко взмахнув руками, отлетела назад, сбив с ног парочку других празднующих. На неё посыпались ругательства. Бусы отлетели в другую сторону и жалко захрустели под ногами других празднующих.
Вся компания на миг замерла. А потом — разъярилась. Всякое восхищение увяло на корню.
— Охренел?! — От возмущения шея Анвара, и без того красноватая, стала совсем уж кирпичной. И лицо под гримом, наверное, тоже.
— Ты себя кем возомнил, ублюдок?! — смертельно оскорбившийся за подругу Жак подскочил к хаму вплотную, замахнулся.
Но переодетый под островного бога легко уклонился, утёк из-под занесённого кулака, проскользнул мимо разгневанных парней и за считанные мгновения растворился в толпе.
— Вот урод!.. — прошипел Жак, чуть было не рванувшись следом. — Кена, ты в порядке?
— Нормально, — та уже встала и, морщась, отряхивала подол безнадежно испачканного платья. — Только не поняла, что это вообще было? Он от меня шарахнулся, как от малихорной!
— Просто он испугался, что ты ему рога обломаешь! — Шон ободряюще ей улыбнулся, призывая не расстраиваться из-за мелочей. — Или он просто придурок. Правильно ты сделала, что к нему не стала подходить, Мойра… — Он вдруг запнулся. — Мойра?
Все четверо растерянно заозирались. Их подруги рядом не было.
— Куда она могла деться?
— Секунду назад здесь стояла!
— Не могла же она…
— Да вон же она! — вдруг завопил Анвар с облегчением в голосе. — У перекрёстка! Чего её туда понесло?
Невысокая фигурка в наряде из оленьей кожи решительно пробивалась через толпу метрах в десяти от них. Они, не сговариваясь, бросились её догонять, огибая других празднующих. Шон, заметивший просвет между фотографом и позирующей тому троицей навтов, нагло ринулся в него — а потому догнал её первым.
— Мойра, стой! — Он схватил её за плечо, разворачивая к себе. — Что случилось? Ты сбежать от нас решила?
— Я должна идти. — В карих глазах плескалась паника, но голос звучал твёрдо и уверенно.
— Да куда вдруг?!
— За ним.
— За ке…
В этот момент на них налетела явно поддатая парочка в телемских костюмах, едва не повалив их обоих на землю, и Шону пришлось выпустить её, чтобы не упасть. Пока он отбивался от нетрезвых инквизиторов, зачем-то пытавшихся подёргать его за хвост, Мойра торопливо, почти бегом, бросилась в просвет между домами, на секунду разминувшись с отставшей троицей друзей.
— Да что за!.. — не успевший перехватить Мойру Жак проводил её оторопелым взглядом и требовательно посмотрел на Шона. — Что она тебе сказала?
— Что ей надо идти за кем-то.
— Дурдом! — Запыхавшийся Анвар притопнул от раздражения. — Даже если она кого-то знакомого увидела, трудно было сказать нам два слова, чтоб мы не дёргались?!
— Подождём её тут?
— Лучше позвонить ей, пусть скажет, долго она там собирается общаться с… а с кем, кстати?
— Да не сказала она!..
— У неё же нет с собой телефона! — вспомнила Кена, оглядываясь на переулок, в котором исчезла их подруга. — Подождите меня здесь, я сбегаю за ней и спрошу…
— Я с тобой! — мигом сориентировался Жак, срываясь следом.
Шон на миг заколебался, а потом решительно припустил за ними. Последним в щель между домами нырнул Анвар с возмущенным воплем: «Эй, а мне что, одному тут торчать?!»
Переулок этот был немного странный: длинный, узкий, заканчивающийся не выходом на другую улицу, а тупиком, и будто отрезанный от всего города. Даже музыка тут звучала как-то приглушённо. Но никто из четверых не обратил на это внимания, их взгляды были прикованы к Мойре, которая шла вперёд, держась за стену. Впрочем, «шла» — это было громко сказано. Она двигалась медленно, как-то рвано, надолго замирая перед каждым шагом. На встревоженные окрики друзей она не обернулась и, когда они догнали её, окружив, тоже не отреагировала, продолжая вести себя, как сомнамбула.
— Мойра! — встревоженная Кена с подозрением вгляделась в её лицо, силясь рассмотреть что-то в полутьме. — Ты что, глюк словила? А ещё говорила, что ваши травы безобидные!.. Анвар, если ты тоже начнёшь бегать и чудить…
— Всё со мной в порядке! — открестился тот. — Оно по мозгам вообще не било. Так, мерещилось секунду-другую что-то в тумане… ерунда.
Мойра вдруг дёрнулась и попыталась оттолкнуть их в сторону, а когда ничего не вышло, всхлипнула:
— Нет!
— Да, — тягуче раздалось в ответ.
Они не сразу поняли, кто это сказал. Переглянулись недоуменно — и тут Кена, случайно глянувшая в сторону тупика, изумлённо ахнула.
Он стоял в самом конце проулка — яркий рогатый силуэт на фоне светло-серой стены. Ни один из четверых, как ни силился, не мог вспомнить, действительно ли он был там всё это время. Наверное, был — никакой возможности спрятаться здесь не имелось.
— Опять он?! — Жак, мгновенно узнав обидчика Кены, аж подпрыгнул на месте от возмущения. — Мойра, с чего он к тебе прицепился?
Вместо ответа она вцепилась в его рукав и замотала головой. Вспышка очередной разорвавшейся в небе петарды высветила её перекошенное лицо, сейчас похожее на ритуальную маску островитян.
— Нет, — с явным усилием разжав губы, повторила она. — Не… пойду! Пожалуйста… Я ничего не сделала…
Рогатый нахмурился.
— Но ты должна! — Его голос, звонкий, очень молодой, звучал нетерпеливо и как-то капризно. — Тебя отдали! И ты моя.
— Он что, чокнутый? — растерянно спросил Анвар, переводя взгляд с одного на другую и обратно. — Что ещё за «отдали»? Кто?
— Бабушка… — надтреснуто отозвалась Мойра и всё-таки сделала ещё один шаг вперёд. — Она должна была заплатить… Я стала залогом.
— Да чтоб меня разорвало!.. — не выдержал Жак. — Объясни толком! Твоя бабка ему денег должна, или что?! За черное кредиторство, вообще-то, сажают!
— И что вообще за «тебя отдали»? — поддержала его Кена, враждебно глядя в сторону того, кто посмел предъявить права на их подругу. — Тоже мне, колонист-рабовладелец!.. У нас давно не средние века!
Эти двое всегда выступали заодно. И сейчас, приготовившись защищать Мойру от любых посягательств, одновременно шагнули вперед, готовые хоть словами, хоть кулаками прояснить любые вопросы про долги, угнетение и всё остальное…
Только ничего из этого не вышло.
Жак, вырвавшись чуть вперёд, попытался ухватить ряженого за ворот — но вместо этого отшатнулся. Споткнулся и упал на колени, расцарапывая и расчёсывая шею и лицо. На его коже вспухали крупные нарывы, лопавшиеся с тем же противным чпоком, что и его любимая жвачка. Из них тек полупрозрачный зеленоватый гной, а следом, яростно извиваясь, пробивались наружу тоненькие зелёные усики.
Хрустнул и раскололся под их напором корпус фотоаппарата. И, глядя на извивающееся, шелестящее и хлюпающее месиво плоти и лиан, которое минуту назад было Жаком, завизжала Кена. Она визжала, не переставая, на одной дребезжащей ноте.
Ответом на её визг была улыбка — шальная и немножко сумасшедшая. Очень искренняя. А зубы у улыбавшегося князя были острыми. И… здесь уже не пахло праздником. И вообще городом не пахло. Задохнуться можно было тягучим затхлым воздухом с Вейшвейских болот, запахом кувшинок и сырой земли.
По грязному асфальту пробежала трещина. Земля под ногами дрогнула. Битум крошился под натиском чудовищных корней, вставал дыбом. Кена, под ногами которой прошла одна из трещин, всё ещё визжа, покачнулась — но не упала. Один из бьющихся в воздухе побегов подхватил её легко, почти бережно. Обвил, будто сжимая в объятии… К нему присоединился ещё один и ещё, и ещё. Они потянули бьющуюся и вопящую девушку за собой. Вниз.
Визг Кены оборвался, корни тоже втянулись под землю. Остались только трещины на асфальте.
— Я позвал одну, а пришли пятеро. Любопытный поворот событий… Что ж, полагаю, мне стоит проявить радушие — и позволить вам всем присоединиться к веселью.
Шон молчал, переводя взгляд с тёмных проплешин в дороге на веселенькую, все ещё подрагивающую зеленую поросль и обратно. Его трясло.
— Не может этого быть! — Анвар, не меньше него оглушенный произошедшим, цеплялся за своё отрицание, как за соломинку. — Так не бывает! Это какой-то трюк или гипноз, или…
— Это не первый раз, когда во мне сомневаются. — Серые губы обиженно скривились. И тут же снова сложились в весёлую улыбку. — Однако я всё равно немного оскорблён… Что ж, буду считать это отказом.
— Не надо!.. — отмерла Мойра, с мольбой глядя на него. — Он не отказывал, он просто не понял, он…
Рогатый бог или демон, или нежить — кем бы он там ни был на самом деле! — рассмеялся. И, отзываясь на этот смех, из его тени выползло… выскользнуло… нечто. Что-то, сплетённое из темноты и перепутавшихся почерневших лоз, с множеством глаз, горящих зелёными болотными огоньками, с когтями, длинными и тонкими, как вязальные спицы, и зубами, похожими за иглы. Одно чудище, потом второе. Они задирали головы, нюхая воздух.
— Беги, Анвар! — не своим голосом заорала Мойра, изо всех сил цеплялась за стену, в кровь рассаживая пальцы о неровные края кирпичей. — Беги, дурак! Они настоящие!
Анвар не пошевелился.
— Нет, — выдохнул он, в ступоре глядя на приближающихся к нему чудовищ. — Неправда. Это же просто сказки, это…
Может, он сказал что-то ещё. Может, в последний момент он даже закричал — но его вопль потонул в утробном рычании и хрусте размалываемых зубами костей, во влажном хлюпании кусков мяса, шлепнувшихся на землю, в чавканьи двух жутких пастей.
Сказкам было всё равно, верит в них маленький глупый человечек или нет. Они им в любом случае охотно закусывали.
— Итак, осталось двое самых благоразумных. — Взгляд затянутых слепой поволокой глаз скользнул по Шону и снова остановился на Мойре. — Но, как я понимаю, моё приглашение восторга у вас не вызывает. Досадно… Впрочем, в честь праздника я готов проявить великодушие и отступить от правил. Немного. Уходите, если сможете.
Огромные тени скакнули к ним, обдавая их горячим воздухом и запахом золы, смешанным с кровью… Шон с криком повалился на землю, Мойра обречённо закрыла глаза — но тени пронеслась мимо них. И исчезли. Их хозяин тоже не торопился ничего с ними делать, только интересом наблюдал, сложив руки на груди и склонив голову к плечу.
— Надо… назад… — сорванным в крике голосом просипела Мойра, слегка отдышавшись. Она снова могла двигаться, не как марионетка на проволоке, а по-настоящему.
Шон вытаращился на неё сумасшедшее и пополз на четвереньках вдоль стены. Туда, где спасительным прямоугольником света и праздничного шума мерещился конец переулка. Оттуда доносились отдаленные звуки веселья — карнавал по-прежнему струился по городским улицам. Там должно было быть многолюдно, светло и безопасно…
Только вот переулок казался совсем не тем. И дома тоже. Под ногами, хотя ни дождя, ни снега не было вот уже как неделю, чавкала вязкая грязь. И путь становился каким-то бесконечным, совсем как эта ночь.
Они оба пытались изо всех сил, бежали, брели, оскальзывались в грязи и поднимались, продолжая идти. Однако просвет между домами, очерченный желтым электрическим светом, ближе не становился. А когда Шон в очередной раз оглянулся — увидел, что тот, от кого они хотели сбежать, уже совсем рядом. Буквально у него за спиной.
— Я тебя догнал! — Звонкий смешок прозвучал не презрительно, не издевательски, а как-то даже добродушно. И от этого показался ещё страшнее. — А теперь настала твоя очередь догонять других. Из тебя выйдет славная гончая…
В ответ Шон заорал — от боли или от страха, или от того и другого разом. Обшитое черным мехом худи прилипало к коже, врастало в неё, превращаясь в настоящую звериную шкуру. Трещали, ломаясь и меняя форму кости, рвались и растягивались сухожилия. Жутковато скрежеща, лезли наружу клыки и когти. Шон уже не мог бежать или идти: его ломало, перекраивало, превращало. Но говорить — кричать — он мог до последнего.
— Нет, нет, не надо, пожалуйста! Я не хочу-у-у… — Последнее слово утонуло в тоскливом вое.
По асфальту, молотя хвостом и завывая, катался, тщетно силясь встать на задние лапы, крупный чёрный ульг.
Увидев, что произошло с Шоном, Мойра остановилась. Убежать она больше не пыталась. Сорвала с собственного костюма треугольную подвеску с привязанными камешками, и, зажав окровавленными пальцами талисман, сбивчиво зашептала молитву на родном языке.
Её насмешливый преследователь тоже остановился. Выражение лица его изменилось, как будто он… напрягся. И слегка занервничал.
— Не смей! — резко сказал он. — Не зови её!..
Они опоздали — оба.
Порыв тёплого ветра отбросил внучку донейгад назад, впечатывая её в стену… В прямом смысле слова — впечатывая. Она не расшиблась о кирпичную кладку, а словно просочилась сквозь неё, впиталась в грязно-белую поверхность. Превратилась в граффити, немного похожее на старинные островные фрески: молодая темнокожая девушка в традиционном наряде донейгад, с клановой раскраской на лице, вскинувшая в защитном жесте руки. Но на самом последнем выдохе так и не доучившаяся жрица произнесла имя. И её услышали.
Затхлый воздух сменился свежим, лесным. И — как рябь прошла по озеру — мужское лицо переплавилось в женское. Запестрела распустившимися цветами корона из ветвей, волной рассыпались по плечам длинные волосы, зашелестел по асфальту подол затканного золотом сине-белого платья.
Ульг по имени Шон плюхнулся на землю, явно не зная, удирать ли к людям, где его вполне может пристрелить первый встречный жандарм… или замереть на месте, подвывая от страха. Женщина тихо рассмеялась, и прямо по стенам, оплетая проржавевшие решетки, поползли, на глазах расцветая, нефритовые лозы. Им негде было укорениться, и до завтра им было не дожить, но сейчас бирюзово-лиловые грозди выглядели пышно, ярко, очень празднично — совсем как мишура, свисающая с балконов и проводов.
Она наклонилась, погладила жалобно поскуливающего ульга по загривку, поцеловала в мокрый черный нос.
— Утром, — пообещала она. — Утром праздник закончится. И всё забудется…
Зверь, немного осмелев, ткнулся лобастой головой ей в колени и подпихнул в сторону стены, туда, где пестрела картинка с его подругой. Женщина — колдунья, дух, богиня? — подошла и огорчённо погладила кончиками пальцев изображение испуганной девушки на стене. Тяжело вздохнула — и рисунок будто бы вздохнул в ответ, став объёмней, красочней, живее. Сладковатый запах цветов таял в воздухе, как сахар в кофе.
— Зачем? — прошелестела она укоризненно, разговаривая с самим собой. — Ты ведь обещал! Обещал не трогать тех, кто сможет нас разглядеть и запомнить. Их теперь так трудно найти…
— Я не собирался их убивать. Просто они меня разозлили. Прости.
Она — оно? — снова стала мужчиной. И голос его звучал как-то так, что становилось понятно: он действительно чувствует за собой вину — потому что нарушил обещание. Чувствовать себя виноватым в расправе над полдесятком человек ему и в голову не приходило.
— Ты же знаешь, я не терплю, когда кто-то пытается лишить меня того, что принадлежит мне по праву, — продолжил он, и в его тоне зазвучали нотки избалованного мальчишки. — А её пообещали мне ещё до того, как она родилась. Нет-нет, ни слова о том, что это было нечестно! Мне не свойственно помогать людям делать жизненный выбор, они прекрасно справляются с этим сами…
— Я знаю. И всё же… Отпусти её. Пожалуйста.
Лица сменяли друг друга быстрее, чем картинки в калейдоскопе. Мужское — женское — мужское.
— Ах, ты сейчас разрываешь мне сердце, ты знаешь? Увы, но договор есть договор. Если я перестану соблюдать правила, которые сам же установил, что станет с этим миром?..
— И это говорит тот, кто когда-то жаловался, что у него ноет в висках от вездесущих правил… — Снова вздох, и снова голос был женским, вкрадчивым, немного грустным. — Если не хочешь отпускать, отдай её мне. И тогда я забуду про нарушенное обещание.
— Справедливо. — Короткая пауза и беспечное: — Пусть так и будет.
Под женской ладонью граффити выцветало, распадаясь на отдельные бледнеющие пятна. Краски таяли на глазах, уходя в известняк.
— Так и будет… — отозвалась эхо.
Двуликая сказка Тир Фради, которой молились и в которую не верили, которой оставляли подношения и которой пугали детей, тоже исчезала, растворялась в тенях, не оставив после себя ничего, кроме нескольких расщелин на дороге, быстро подсыхающих пятен крови и запаха увядающих цветов.
Оставшийся в одиночестве ульг поднял голову к небу.
И завыл.

@темы: Halloween

---

Greedfall Halloween — мини «Someday my ship will sail»

[Некто из Телемы]

Название: Someday my ship will sail
Пейринг/Персонажи: ОМП-навт
Категория: джен
Жанр: мистика, ангст
Рейтинг: PG-13
Размер: 2712 слов
Предупреждение:

спойлер

смерть персонажа
Примечание: автор настойчиво рекомендует не обращать внимания на непонятные морские термины автор их тоже не понимает они тут ради антуража

Пабло стоял на борту "Драгоценного" и пытался разглядеть линию горизонта: небо было затянуто тяжелыми свинцово-серыми облаками и вдалеке сливалось с таким же серым морем. Старик Тео еще два дня тому назад начал жаловаться на боль в суставах и пророчил скорую бурю, как, впрочем, и корабельный барометр, но пока что ветер был попутным, а капитан и лоцман – удовлетворенными погодой и курсом судна. Оно, конечно, ложилось порой то на правый, то на левый галс, слегка отклоняясь от фарватера, но рулевой "Драгоценного" быстро приводил корабль к ветру. А экипаж, воодушевленный спокойным плаванием, уже предвкушал, как потратит свои честно заработанные золотые.

Пару недель назад они вышли из Блэксано – крупнейшего порта на острове навтов, – и теперь следовали на юг к территориям Мостового Альянса. Капитан планировала причалить сперва в Аль-Саде и предложить местным свои услуги. Работенка им предстояла нехитрая: транспортировка разного рода товаров для купцов да перевозка высокородных пассажиров, которым не захотелось трястись в карете. А уж потом они смогут потратить все до последней монеты.

Пабло мечтательно вздохнул и оперся о борт корабля руками. Он был дарован морю относительно недавно, поэтому до сих пор ходил в юнгах. Не то чтобы он всегда мечтал стать навтом, отнюдь. Море он не особо-то и любил, а утомляющая морская болезнь перестала донимать его лишь несколько месяцев назад. Но все было лучше, чем сидеть на хиреющей отцовской ферме без какой-либо надежды на будущее и наблюдать одни и те же опостылевшие лица соседей изо дня в день. Но с тех пор, как он присоединился к экипажу "Драгоценного", все изменилось. На борту корабля ему даже дышалось легче и он не мог перестать думать о том, что принесет ему судьба. Он представлял себя в роли отважного капитана: однажды он обязательно дослужится до этого звания и получит в адмиралтействе свой собственный корабль. Он будет плавать, где захочет, и браться только за ту работу, которую ему захочется выполнить. Его команда непременно будет им восхищаться, а он в ответ будет позволять им длительные увольнительные. Во всех портах мира его будут знать в лицо, а когда он будет наведываться в таверны, то корчмари будут наливать ему бесплатно, и ни одна уличная девка не потребует больше с него золота.

Юнга так забылся в своих грезах, что совсем не заметил, как сзади к нему подошел старший помощник капитана Томас – высокий загорелый детина с полностью покрытым татуировками лицом. Он дал ему хороший подзатыльник, который чуть ли не сбил с мальчишки бандану.

– Чего стоишь, салага? Русалок выискиваешь? – он не дождался ответа и ткнул узловатым пальцев себе под ноги. – Живо драить палубу, чай не подвахтенный!

Он развернулся и широким шагом пошел дальше вдоль борта к носу судна, умело маневрируя между разложенных вокруг снастей. Пабло тяжело вздохнул и кинул взгляд на ют, где рядом с рулевым у штурвала стояла капитан Валенсия, сложив руки за спиной и окидывая палубу проницательным взглядом. Она на секунду задержала на нем внимание, а затем отвлеклась на затрепетавший от порыва ветра кливер. Пабло угрюмо подумал, что когда он станет капитаном, то никто не будет так обращаться с юнгами на его корабле.

Он спустился в кубрик за скрябкой и песком, взял с собой швабру. Завистливо посмотрел на играющих в карты матросов, уже отстоявших свою вахту. Они залихватски смеялись всякий раз, когда проигравший в раунде со злостью кидал свои карты на стол. Проходящий мимо юнги Тео – сухой и маленький старик со множеством сережек в ушах – закряхтел:

– Помяни мое слово, сынок, будет большая буря.

Пабло невразумительно буркнул что-то в ответ и взобрался через люк на верхнюю палубу, стараясь не обращать внимания на очередной приступ хохота за спиной. Он опустился на колени и начал скоблить дерево, время от времени добавляя под скрябку песка. Если быть до конца честным, то юноша не понимал, почему для старпома было так важно драить эту проклятущую палубу каждый день: за все плавание они еще ни разу не принимали волн. Пабло подозревал, что тот просто не мог найти для такого новичка более подходящее дело, не требующее особой сноровки.

– И не отлынивать мне тут! – прикрикнул на юнгу некстати возвращающийся с юта Томас, поправляя на голове треуголку. – А не то будешь всю неделю гальюн драить. В одиночку!

Пабло простонал и начал скрести палубу усерднее.

Когда старпом переключил свое внимание на очередного "везунчика", юнга слегка расслабился и постепенно вошел в темп работы. Он соскабливал дерево, заливал его водой, после чего протирал шваброй, наблюдая, как оставшиеся ручейки сливаются за борт через шпигаты. Такая рутина не требовала от него большой внимательности, поэтому Пабло вновь погрузился в свои мечты о будущем.

Его корабль будут звать "Пронырой". Или нет, лучше "Ундиной". Интересно, а как навты относятся к наименованию кораблей в честь людей? Он еще не встречал ни одного такого. Он бы мог назвать свой именем матери. То-то бы она подивилась.

Юноша и не заметил, как постепенно стих ветер. Сначала паруса заполоскало, а потом они и вовсе безвольно повисли. Он обратил на них внимание лишь тогда, когда услышал громкий голос капитана:

– Мистер Томас, сэр, будьте так добры, проверьте приборы и сообщите, что за чертовщина творится с погодой.

Старпом с готовностью отчеканил: "Есть!", звонко щелкнул каблуками и скрылся из глаз, спустившись на нижнюю палубу.

Пабло проводил его взглядом, а затем встал и подошел к борту, чтобы насухо вытереть ватервейс, да так и остался стоять с поднятой над палубой шваброй. Гладь воды за бортом была похожа на зеркало, он даже мог разглядеть свое озадаченное лицо. Казалось, что мир вокруг замер. Он впервые видел мертвый штиль.

Позади послышались неуверенные шаги и юнга обернулся. Старпом поднялся обратно на палубу, держа в руках свою неизменную треуголку.

– Капитан, – пробормотал он несвойственно робким голосом, нервно теребя край шляпы, – приборы шалят. Никак не могу понять их значений.

– Что там, Томас? – нетерпеливо спросила Валенсия, опираясь на перегородку обеими руками.

– "Дельфин", мэм. Он показывает, будто до морского дна всего несколько десятков футов.

Экипаж недоверчиво зашушукался, а по спине Пабло пробежал холодок и он крепче сжал в руках швабру. Еще до отплытия из Блэксано капитан показывала им карты с отмеченным на них курсом плавания. "Драгоценный" находился посреди открытого океана, до ближайшей суши были недели пути, здесь попросту не могло быть никаких шельфов.

– Может, остров поднимается – проворчал лоцман, задумчиво почесывая бороду. – Слыхал я, что такое бывает.

Капитан лишь пожала плечами, ее тон не поменялся:

– "Дельфин" еще только проходит испытания, вполне возможны ошибки в работе. Бросьте лот, проверим вручную.

Томас резко воспрянул и гаркнул в сторону сгрудившихся вокруг него членов экипажа:

– Слыхали капитана?! Бросить лот!

Матросы тотчас бросились к наветренному борту, Пабло даже пришлось отпрыгнуть с их пути. Он с интересом наблюдал, как двое из них перебрались через борт на руслени, придерживаясь за ванты, а третий передал им заготовленную гирю.

– И что там со штилем? – продолжила капитан, когда матросы занялись размоткой лот-линя.

Старпом развел руками:

– По показаниям барометра мы сейчас должны быть в центре дождевого облака. А на анемометре при этом нулевые значения.

Незанятый экипаж на палубе поднял головы к небу. Серые облака все также висели над кораблем, но дождем в воздухе не пахло.

Капитан шумно выдохнула и застучала пальцами по дереву.

– Магнитная буря значит, – уверенно сказала она не терпящим возражений голосом. Часть команды согласна закивала, но Пабло она совсем не убедила. – Ждем вердикта лотового, вахтенному отделению вернуться на свои места.

Приободренный экипаж начал разбредаться: часть из них вернулась к прежней работе, часть спустилась на нижнюю палубу. Томас с радостью подгонял медлительных звонкой бранью, а капитан рукой подозвала к себе лоцмана и принялась с ним что-то обсуждать. Пабло, на этот раз незамеченный старпомом, отложил швабру и с нескрываемым любопытством перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как матросы отработанными движениями отмеряют лот-линь. Канат погружался все глубже и глубже в воду, пока наконец лотовый не отдал напарникам команду остановиться.

И в этот момент корабль качнуло.

Пабло что есть сил вцепился в борт. Не успевший схватиться за ванты лотовый зашатался, но его вовремя схватили за ворот рубашки товарищи. Внизу что-то грузно рухнуло и послышалась приглушенная отборная ругань.

Вода за бортом оставалась недвижимой.

С нижней палубы донеслись быстрые шаги и из люка вылетел бледный юнга. Он тыкал пальцем в палубу, пытаясь подобрать слова.

– К-капитан, – наконец произнес он, заикаясь. – Т-там "Дельфин"... показывает, что морское дно к нам... приближается.

Матросы неуверенно переглянулись между собой.

– Без паники! – прикрикнула капитан, оглядывая экипаж. – Всех на верх, Томас! Слабину выбрать! Протянуть леера! – матросы живо кинулись выполнять команды капитана, Пабло вместе с ними принялся разматывать канаты дрожащими от волнения руками. – И Томас, проверьте, чтобы...

Валенсия не успела договорить. В этот раз в корабль будто что-то ударилось со страшной силой. Корабль сильно накренился на правый борт. Люди, не державшиеся во время удара за снасти, попадали и покатились по палубе, пытаясь за что-то зацепиться. Пабло увидел, как лотовый и его напарник, не удержавшись, с криками рухнули вниз. Послышались крики:

– Человек за бортом!

Поднялся гвалт, второй борт корабля с силой опустился обратно в воду и судно закачалось. Пабло успел ухватиться за леер и в ужасе наблюдал, как несколько человек кинулись с канатами к правому борту, чтобы помочь вытащить упавших в воду товарищей.

– Опустить штормтрап! – гаркнула с юта капитан, поднимаясь на ноги и помогая встать повалившемуся рядом рулевому. Конец ее фразы потонул в резком вое ветра. Паруса стремительно надулись и корабль понесло вперед.

– Что за чертовщина творится? – перекрикивая ветер поинтересовался лоцман, принявшийся отвязывать веревочную лестницу по правому борту.

– У нас течь в корпусе! – раздалось с нижней палубы.

Не дожидаясь команды капитана, двое матросов тут же кинулись к помпам.

– Плотника и конопатчика к месту пробоины, сейчас же! – гаркнул старпом, освобождая место у люка. Несколько человек отцепились от лееров и нырнули на нижнюю палубу.

В этот момент кто-то пронзительно закричал. На корабль легла тень. Пабло посмотрел через плечо туда, куда указывали пальцами напуганные матросы, как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромное темное щупальце падает на палубу, сминая дерево под собой, словно бумажную фигурку.

Пабло мертвой хваткой вцепился в канат, вжался спиной в борт, пытаясь отодвинуться от него как можно дальше и тоже закричал. Щупальце лениво извивалось, пытаясь уцепиться за мачту и раскачивая корабль. Раздался резкий вскрик: Пабло поднял голову в направлении звука и увидел, как падает часовой с марса. Прямиком на острый обломок дерева.

Марсовой истошно заорал, когда балка пробила его насквозь. Он ухватился за обломок и принялся дергать его из стороны в сторону, безуспешно пытаясь освободиться. Палуба окрасилась кровью. А затем матрос затих, устремив выпученные в ужасе глаза к серому небу.

Шум собственного сердцебиения заглушал все остальные звуки вокруг Пабло. Он лишь оторопело глядел, как капитан что-то кричит, стреляет по щупальцу из своего пистолета и как оно уходит под воду, болезненно извиваясь и оставляя после себя поломанные груды дерева и черную слизь. Рулевой пытался справиться со штурвалом, капитан перезаряжала пистолет, матросы спешно затягивали снасти, а некоторые – такие же юнги, как Пабло, – вжимались от страха в мачты и борта. Еще до конца не осознавая, что произошло, юноша отрешенно смотрел, как кровь погибшего марсового растекалась по палубе, словно морская вода, которой он окатывал ранее палубу, и стекала через шпигаты за борт. Он почувствовал, как чьи-то руки грубо его встряхивают, повернул голову и встретился с разъяренным взглядом Томаса. Сердцебиение Пабло чуть выровнялось, и ему удалось услышать финал обращенной к нему фразы:

– ... закрепи!

Старпом пихнул Пабло в сторону грот-мачты, и юнга машинально начал перебирать лежащие вокруг нее канаты, стараясь не смотреть на тело мертвого часового. Рядом с ним спрыгнула капитан, отпихнула его в сторону и одним резким движением затянула верный узел, кинула второй конец каната в сторону Томаса, который закрепил его за рым.

Она витиевато ругнулась: Пабло не понял смысла сказанного. Послышался грохот и корабль снова качнуло, но уже в противоположную сторону. Вновь раздались крики, еще несколько человек упали за борт, не удержавшись на вантах. Пабло протащило несколько футов по палубе, пока веревка, за которую он держался, не натянулась, и он не повис на ней. В этот момент на палубу опустилось еще два щупальца. Одно из них снесло фок-мачту вместе с парусами и снастями, а также со всеми, кто на ней был: юноша видел, как люди подлетают в воздух, беспомощно перебирают руками и ногами, а затем исчезают за бортом. Или падают прямо на палубу, моментально затихая. Второе щупальце упало аккурат над люком, ведущим на нижние палубы, смяв под собой дерево. Оно сдавливало корабль все сильнее и сильнее. Корабль начало сильно кренить.

Капитан рядом с Пабло бессильно закричала и вновь выстрелила по щупальцу. Когда оно спешно ушло под воду, юнга заметил среди обломков переломанное тело Томаса.

Вокруг них царил абсолютный хаос. Пабло впервые в жизни стало по-настоящему страшно за свою жизнь.

– Капитан, – тихо промямлил он на грани слез. Ему совсем не хотелось умирать.

– Все в порядке, малец, – Валенсия, перезарядившись, быстро опустила руку ему на плечо и участливо сжала, после чего вновь схватилась за леер. – Немного потрясет, но мы выкарабкаемся. Слово капитана. Просто держись за снасти.

Он кивнул, схватился за леер обеими руками и быстро сморгнул выступившие на глаза слезы.

Матросы, находящиеся ближе к месту падения второго щупальца, тем временем помогали товарищам выбираться из полуразрушенного кубрика. Судя по количеству людей, часть из них осталась погребена на нижней палубе. Корабль меж тем быстро погружался в воду.

– Лодка! – крикнула со всей силы Валенсия, и Пабло испуганно вжал голову в плечи. – Спускайте спасательную лодку!

Часть оставшихся в живых матросов бросилась к закрепленной лодке и принялась ее отвязывать. Вторая осталась помогать товарищам, которых осталось немного. Старик Тео выбрался из кубрика последним. Он тяжело дышал, держался за окровавленный бок, а одна его рука была неестественно вывернута. Он, пошатываясь, двинулся навстречу к капитану. Когда он дошел до них и бессильно упал на колени, Пабло быстро сунул в его руку канат и крепко сжал руку старика вокруг леера.

– Храни тебя море, сынок, – тихо произнес тот, приваливаясь спиной к мачте.

Пабло хотел ответить ему, но корабль снова накренило. Они втроем ухватились за леер, наблюдая, как матросы на другом конце палубы борются с узлами, удерживающими спасательную лодку на месте. И в этот момент из воды поднялась целая дюжина небольших щупалец и все они рухнули на палубу, подбираясь к людям, хватая их за ноги и утаскивая за борт.

Позади юнги раздался грохот. Пабло обернулся и увидел, что одно из щупалец держит капитана за ногу, обвивая колено плотными кольцами. Валенсия одной рукой держалась за канат, а второй пыталась прицелиться в извивающееся щупальце. Внезапно она вскрикнула от боли и пистолет выпал из ее рук, прокатился по палубе и скрылся из глаз, упав за борт.

– Руку, капитан! – прокричал ей Пабло и потянулся к женщине. Она схватилась за него, и юноша потянул ее на себя что есть силы.

Послышался страшный хруст и капитан дико взвыла, до боли сжав руку Пабло. Щупальце сдавило ей ногу, переломав ее в нескольких местах. По склизкому отростку потекла яркая кровь вперемешку с темной слизью. Щупальце заползало все выше, а капитан не переставала кричать.

Пабло, сжав зубы, дернул Валенсию на себя в тщетной попытке не дать ее утянуть.

Раздался новый хруст, и капитан вдруг затихла, осовелыми глазами взглянула на юношу, а затем и вовсе обмякла. Щупальце, опутавшее все ее тело, просто отпустило ее и ушло под воду. Пабло с ужасом рассматривал превратившуюся в кашу нижнюю часть тела капитана. Кровь вокруг них пропитывало дерево. Тео тормошил его за плечо.

– В лодку давай, в лодку! – он пихал локтем как мог, но Пабло не мог заставить себя разжать руку, держащую тело капитана.

А затем очередное щупальце упало между юнгой и стариком, оборвало канат, за который держался Пабло, и юноша покатился по палубе, больно ударился ребрами о борт корабля, перелетел через него и упал в воду.

Море было просто ледяным. Пабло барахтался что есть силы, цеплялся за обломки дерева и мотал головой, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг. Он заметил в воде других выживших: им оставалось лишь наблюдать, как паника на корабле усиливается. "Драгоценный" вновь накренило, и Пабло увидел, как оборвались канаты, удерживающие на весу спасательную лодку, как она рухнула в воду вместе с людьми. Оставшиеся на корабле матросы прыгали в воду сами.

У Пабло стучали зубы, он перестал чувствовать пальцы.

И тут он ощутил, как его ногу что-то обвило и дернуло вниз. Он успел задержать дыхание и плотно сжать глаза, перед тем как ледяная вода захлестнула его с головой и он едва не вдохнул ее. Он открыл глаза, вгляделся в тонущие обломки корабля и увидел его.

Существо, находящееся под днищем "Драгоценного", было как минимум раза в три больше самого судна. Огромное и темное, источающее тусклое сияние от белесых глаз без зрачков, по меньшей мере с тысячей щупалец. Оно обхватывало ими остов корабля, утаскивая его в глубину.

Пабло в панике открыл рот, и морская вода хлынула внутрь. Она разлилась по легким и их обожгло, словно огнем.

Он задыхался.

Юноша тщетно схватился за горло, скованный диким животным страхом, и его тело задергалось в конвульсиях.

Пабло до последнего цеплялся за жизнь, но сознание его быстро угасало. И последнее, что он запомнил перед тем, как тьма полностью поглотила его – немигающий взор легендарного кракена.

@темы: ОМП, Halloween

---

Greedfall Halloween — миди «Минунданем»

[Минунданем]

Название: Минунданем
Автор:  Лимонное Сорго

Пейринг/Персонажи: м!де Сарде/Айден, Курт, Васко, Константин
Категория: слэш
Жанр: мистика, хоррор, романс
Рейтинг: PG-13
Размер: 4523 слова
Предупреждения: вольное обращение с термином minundhanem, неграфичные описания трупа
Примечание: де Сарде тут зовут Евлампий Марсель.

Марсель проснулся один — он понял это, еще не открыв глаза: не слышно было дыхания рядом, стало чуть холоднее и тоскливо ощущалось одиночество, особенно острое после ночи, которую они с Айденом провели вместе — не выпуская друг друга из объятий, горячей кожей к горячей коже, вжимаясь друг в друга изо всех сил.

Резко откинув в сторону шкуру ульга, Марсель сел и осмотрелся. Зеленые огоньки слабо освещали шатер. Айден говорил, как он называется на языке местных, но сейчас Марсель не мог вспомнить нужное слово — его колотило от непонятного ужаса. Сердце частило, словно случилось что-то страшное, непоправимое. В один жуткий миг Марселю показалось, что он больше не увидит Айдена. Снаружи, за стенами шатра, слышались странные шипящие звуки — как будто выходил воздух из проколотого бурдюка, — но шипело со всех сторон сразу, и шум приближался — точно сжималось кольцо. Выхватив меч из ножен, Марсель выскочил из шатра, не одеваясь, в одних подштанниках, которые успел натянуть, прежде чем уснул на плече у Айдена. Босые ступни покалывало от холода на остывших за ночь камнях, но он почти не замечал этого. Айден был здесь — стоял недалеко от входа в их шатер, живой и невредимый. На мгновение Марселя отпустил страх и затопило невыразимым облегчением: он тут, рядом, с ним все в порядке. Но со всех сторон раздавалось гулкое шипение, непонятно откуда исходившее, и Айден был слишком напряжен, всматривался в полумрак леса перед собой и не шевелился, точно превратился в надайга, одеревенел и застыл в ожидании нарушителей покоя.

— Нет, нет, — прошептал Марсель, кинулся к нему и потряс за плечо. — Айден!

Тот вздрогнул так сильно, словно смертельно испугался, и резко обернулся — глаза с расширившимися, затопившими всю радужку зрачками казались черными. У Марселя перехватило дыхание от выражения его искаженного ужасом лица.

— Что с тобой? — одними губами спросил Марсель и быстро посмотрел вперед — туда, куда только что глядел его Айден, его минунданем, нареченный. Там никого не было видно: ни разбойников, ни хищников, ни чудовищ, — спокойный темный лес слабо дышал под легким ветерком, еле покачивались ветви деревьев в блеклом ночном свете.

— Ты не видишь их? — скорее просто сказал, чем спросил Айден, и лицо его исказилось еще больше, точно от сильной боли. — Конечно, ты их не видишь. Они пришли за мной. Остров не прощает связь с ренайгсе, остров карает за нее — и карает страшно.

— Я не ренайгсе! — возразил Марсель, оглядываясь, и сжал пальцы у него на предплечье. — Айден, я же он ол менави, как и ты, я местный. Мы одной крови, мы можем!..

— Нет! — с горечью ответил Айден, качая головой. — Если бы ты остался на острове, если бы вырос здесь и знал все наши обычаи, то нам разрешили бы быть вместе. Но не так. Они заберут меня.

— Я не позволю! — Марсель вышел вперед, встал перед Айденом и закричал в мрачную чащу: — Слышите? Я не позволю вам тронуть его! Если так уж хотите забрать кого-то, забирайте меня! Я виноват, только я, слышите? Возьмите меня, но не трогайте Айдена!

Шипение со всех сторон стало громче, страшнее, его нельзя было назвать злым — оно казалось бесстрастным, холодным, но оттого еще более жутким — исполнители делали свою работу, выполняли волю пославшего их, ничего личного — всего лишь несли смерть предателю, спутавшемуся с чужаком.

Марсель хотел бы увидеть их, но только слышал — и от этого все волоски на теле вставали дыбом, внутренности сковывало холодом, руки не слушались, а губы дрожали. Ему еще никогда не было так страшно. Он подумал, что вряд ли переживет эту ночь, но должен спасти Айдена любой ценой.

/////

Опознать человека в останках было трудно, так сильно тело заросло тонкими черными ветками, особенно жутко изуродовавшими лицо — они пробивались из глазниц, из разинутого в немом крике рта. Порвали, разрастаясь, ноздри, нелепыми пучками торчали из ушей — и даже пробили череп в нескольких местах.

Васко опустился на корточки и рассматривал остатки сапог несчастного.

— Я знаю этого человека, — наконец сказал он. — Видите этот узор? Бедняга, наверное, сам сделал его, я такого ни разу больше не видел, а мы были уже в десятке разных деревень.

— Кто это? — спросил Марсель, пытаясь вспомнить, знакомы ли ему сине-коричневые змейки, украшенные причудливым геометрическим узором, видимо, символизирующим чешую.

— Он работал на госпожу Моранж, я, на пути к вам из порта, раз пять видел, как он покидал ее особняк рано утром или поздно вечером. Выходил всегда из дверей для прислуги, не с парадного входа.

А теперь его тело выставили на всеобщее обозрение — пришпиленным к необхватному стволу огромного дерева множеством острых веток, разорвавших кожу и мышцы и покрытых бурыми пятнами засохшей крови.

— Работник-островитянин? — удивился Марсель. — Но зачем он госпоже Моранж?

— Может, он доставал для нее сведения про руины первых поселенцев? Она интересовалась ими, — заметил Курт.

— Но нам и словом не обмолвилась, что нанимает местных, — возразил Марсель. — Она вполне доверяла своим людям, отправленным на исследования. А если бы им понадобились сведения от местных — они могли бы спросить их сами, зачем посылать кого-то отчитываться лично в такую даль — да еще так часто?

— Посыльный? Передавал весточки от экспедиции? Возможно, аборигена нанять было проще, дешевле, чем утруждать одного из своих?

— Да, это правдоподобно, — признал Марсель. — Но выходил он из неприметной боковой двери, в самое безлюдное время — старался остаться незаметным. Зачем госпоже Моранж скрывать, что она держит связь со своими людьми? Мы все — и Константин — знали про экспедицию, никто при дворе Константина ничего не имеет против местных, никто бы не осудил — скрывать было попросту незачем. Тут что-то другое.

Носки сапог мертвеца застыли над самой землей, словно перед смертью он стремился вырваться из разрывающих его веток, встать на ноги и сбежать. Руки были заведены над головой — он висел на стволе, как будто летел в воду с обрыва, вытянувшись в струнку.

— Умирал медленно и мучительно, — неохотно сказал Васко, продолжая разглядывать останки. — Страшная смерть. Его очевидно пытали, не представляю, как такое можно провернуть без магии. Ветки вросли в ствол, хотя это другая порода дерева — различается цвет древесины, форма листьев, вот, смотрите сами.

Он показал им две разломанные пополам ветки — одна была из тех черных, что пронзали тело, другая — с дерева, к которому его пришпилило.

— Местные могли провести ритуал, — мрачно сказал Курт. — Прорастить на одном дереве другое, пока парень был привязан.

— На коже нет следов веревок.

— Так и самой кожи почти не осталось!

Они принялись спорить, выискивая на теле малейшие следы произошедшего, а Марсель отошел на пару шагов назад и еще раз прикинул, как смотрится эта устрашающая композиция. Как явная демонстрация, знак, который должны были заметить и понять.

/////

— Не вздумай молчать, говори со мной! Что это такое? Остров карает? Я должен «их» увидеть, обязательно, иначе как я смогу защитить тебя? — увещевал Марсель.

— Ты не сможешь защитить меня, — с невыразимой покорностью судьбе в голосе ответил Айден. Он уже сдался, опустил руки и не собирался бороться — Марсель прекрасно осознавал это. — Никто не сможет. Я нарушил запрет, даже не зная о нем, но должен был догадаться. Не может быть ничего хорошего в связи с ренайгсе, так он думает. Я теперь знаю, что он ошибается, но кто же мне поверит? Как объяснишь такое, если не знаешь нужных слов, а только чувствуешь — телом, нутром.

— Почему их видишь только ты?

Шипение, идущее словно бы ниоткуда, просто из воздуха, раздавалось все ближе и ближе — издающие его подбирались к ним.

— Тебе ни к чему их видеть. Они пришли за мной.

— Но я хочу! Должен быть способ!

— Если ты их увидишь, то они и тебя заберут. Даже не пытайся.

— Вот и прекрасно, одного я тебя все равно не оставлю. Если не хочешь говорить, я сам что-нибудь придумаю.

Он уже придумал, но заговаривал Айдена, чтобы тот не успел среагировать. Порезать себе ладонь незаметно было легко, а после осталось только резко повернуться, схватить Айдена за руку, полоснуть уже по его ладони и сжать их руки, смешивая кровь.

— Что ты творишь, безумец? — закричал Айден, широко раскрывая глаза и изо всех сил, отчаянно пытаясь вырваться из захвата. — Этого нельзя делать, ты что, не понимаешь?..

— Все я понимаю, — улыбаясь, ответил Марсель и посильнее стиснул его ладонь, — прекрасно понимаю.

Он разговаривал с Эн Он Миль Фрихтименом и знал способ установить связь. На этом острове было принято соединяться через кровь. Что ж.

— Мы теперь связаны, и они не смогут забрать тебя, оставив меня в покое. А до тебя доберутся только через мой труп.

Айден смотрел на него с сожалением и болью во взгляде.

— Ты и в самом деле мой минунданем…

— Неужели ты все еще сомневался?

— Значит, другого выхода нет, нам придется умереть вдвоем. Я не хотел, чтобы так.

Марсель одобряюще улыбался ему, надеясь передать в этой улыбке все, что не успевал сказать, — он рядом, он будет сражаться за него, за них, если они и умрут, то вместе. Он надеялся, что Айден все понял, потому что пора было расцеплять руки и оборачиваться лицом к их врагам.

Наскоро и неумело проведенный ритуал сработал.

Теперь Марсель видел их.

/////

Разъяренный Айден — с ритуальной раскраской лица и напоминающими рога отростками на голове — был похож на одного из демонов, которыми нянюшки пугали их с Константином в детстве за непослушание.

— Вы увели моего учителя, а теперь он мертв? Это из-за вас! Не стоило ему ходить с ренайгсе, доверять ренайгсе! Все, что вы делаете, несет лишь зло, разрушение и смерть!

Айден толкнул Марселя в грудь — глаза лихорадочно блестели, губы дергались, он явно держался из последних сил.

— Эй, полегче! — подскочил Курт, вклиниваясь между ними. — Эмиссар не причастен к случившемуся, остынь, парень!

— Зачем ты снова пришел, проклятый ренайгсе?! — закричал Айден. — Кого еще ты хочешь увести из деревни?

— Я глубоко сожалею о гибели Катасаха, — сказал Марсель, пользуясь передышкой — Курт сдерживал Айдена. — Мы успели сблизиться, пока он лечил моего кузена — и я к нему искренне привязался. Понимаю, что никакие слова тут не помогут, но я скорблю вместе с вами…

— Да уйдите же вы уже из его дома, нелюди! — велел Айден отчаянно, отталкивая Курта обеими руками. — Я не хочу слушать вашу гнусную ложь, убирайтесь!

— Пойдем, Курт, — тихо позвал Марсель и развернулся к выходу, на прощание кивнув Айдену, который резко отвернулся и не заметил этого.

— О, тьерн! — простонал он, сжимая кулаки.

— Ты хотел отдать ему шмотки, — шепотом напомнил Курт, наклоняясь к Марселю.

— Сейчас не лучший момент…

— Ну, вряд ли он захочет говорить с тобой еще раз.

Марсель вздохнул и решительно подошел к Айдену.

— Простите, — стараясь говорить как можно мягче и учтивее, начал он, — я хотел не только сообщить вам о смерти Катасаха, но и передать его вещи.

Айден поднял на него злое лицо, рот некрасиво дернулся, брови сошлись на переносице — казалось, он готов был накинуться — и вдруг в один миг переменился, растерянно заморгал и уставился на Марселя, широко раскрыв красные глаза.

— Что?.. Не может быть!.. Как же так, это бессмысленно, жестоко! — забормотал он, рассматривая его так, словно только что увидел впервые.

— Простите, мне очень жаль, но я не знал, кому еще можно…

— Давайте, — коротко велел Айден, оглядывая его со странной брезгливостью. — Показалось, конечно. Бред.

Вдруг он замер, как будто прислушивался к самому себе, и дальше продолжил говорить уже на родном языке — Марсель не понимал ни слова. Он протянул сверток с аккуратно упакованными вещами Катасаха Айдену, тот принял его, не сводя с Марселя настороженного и почему-то удивленного взгляда.

— Извините, что принесли дурные вести. Мы уходим.

Айден проводил его глазами и даже, как показалось Марселю, вытянул шею, чтобы подольше смотреть ему вслед.

— Странно, он говорил вроде бы сам с собой — но на нашем языке, — задумчиво сообщил он Курту.

— Да, я заметил, — кивнул тот. — От горя разум помутился.

— Но что это вообще значило? Бессмысленно и жестоко отдавать вещи умершего его ученику? Я нарушил какую-то местную традицию?

— Забудь, — посоветовал Курт, — жить дольше будешь.

— Хороший из меня был бы дипломат, если бы я не придавал значения любым мелочам в общении с чужаками, про которых мы пока что так мало знаем! — заметил Марсель, укоризненно глядя на него.

— Ты пытаешься найти смысл там, где его просто-напросто может не быть, — пожал плечами Курт. — Парень расстроился — он плакал, когда ты подошел к нему с вещами. Чего ты хотел?

— Не знаю, мне не показалось, что он настолько не контролировал себя, чтобы начать заговариваться. Он понял, что я сказал ему про вещи.

— Твой пытливый ум не доведет тебя до добра, друг мой. Возможно, ты больше и не увидишь этого паренька.

Но Марсель увидел Айдена в тот же вечер, когда они с Куртом и Васко расположись лагерем на стоянку недалеко от Веншавейе.

— Мне нужно говорить с тобой, — серьезно и церемонно сказал Айден, входя в круг света от костра. Отблески огня играли на ветвистых отростках у него на голове.

Васко и Курт переглянулись, и оба разом посмотрели на Марселя, напряженно ожидая его решения.

— Слушаю, — вежливо пригласил Марсель, улыбаясь самым располагающим способом — он тренировал эту улыбку месяцами.

— Мне нужно говорить только с тобой. Чтобы ты и я. Одни, — с трудом подбирая слова, ответил Айден, нетерпеливо хмурясь.

— Наедине? — уточнил Марсель.

Курт напрягся еще сильнее и послал ему красноречивый взгляд, в котором Марсель легко прочитал: «Не вздумай! Слишком подозрительно! Этот абориген с самого начала относился к тебе агрессивно, а сегодня и вовсе перегнул палку!»

— Здесь только мои близкие друзья и доверенные лица, у меня нет от них секретов, они умеют хранить тайны, — начал было Марсель, но быстро понял по глазам Айдена, что зря тратит время.

— Это между тобой и мной, не секрет, а… то, что только твое? Как сказать?

— Личное? — стараясь не выдавать удивления, подсказал Марсель.

— Нужно говорить, — упрямо повторил Айден, маня его идти за собой и отступая спиной от костра.

Марсель встал с бревна, отряхивая походные штаны.

— Что ж, давайте пройдемся, — сказал он, взглядом успокаивая Курта.

— Я буду рядом, зови, если что, — тихо произнес тот и недобро глянул на Айдена, который то ли не заметил этого, то ли не обратил внимания, глядя только на Марселя — решительно и с сомнением одновременно, будто не понимал, что делает, но все же очень хотел это сделать, пусть даже не до конца понимая.

Невольно Марсель заинтересовался ситуацией, вспоминая к тому же странное поведение Айдена днем, в жилище Катасаха. Речь тут шла явно не об обычной помощи, о которой часто просили у Марселя местные. И Айден очевидно не хотел сделать ему ничего плохого, напротив — он словно жертвовал чем-то ради него, действовал себе во вред. В глазах у него пару раз мелькнуло больное отчаяние — это и убедило Марселя окончательно.

— Где же мы поговорим? — спросил он, чтобы как-то развеять неловкость.

Айден, такой наглый и самоуверенный в их первую встречу, держался сейчас так, точно стеснялся его.

— Тут ручей, — повел он рукой перед собой, — тебе нужен свет? Я сделаю.

— Можно и в темноте поговорить, да еще и не стемнело окончательно, — осторожно заметил Марсель, но Айден вдруг решительно заявил, тряхнув головой:

— Пусть будет огонь. Хочу видеть тебя.

Марсель промолчал.

Собирая по пути сухие ветки, они спустились по склону пологого холма к тихому ручейку, над которым висела приятная свежая прохлада.

Айден достал пару камней из мешочка на поясе и принялся выбивать из них искры над клочком мха, венчавшим уложенные шалашом ветки. В лесу тоскливо прокричала ночная птица, над ручьем прошелся легкий ветерок.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил Марсель, рассудив, что обращаться на «вы» больше не имеет смысла.

— Хочу знать твое имя, — не поднимая глаз от маленького костерка, сказал Айден. — Ты говорил, что тебя зовут де Сарде. Это название твоего племени или твое имя?

— Название моего рода. А мое имя — Марсель.

Все происходящее казалось ему забавной игрой, необычной шарадой, похожей и одновременно не похожей на те, что в детстве они устраивали с Константином.

— Марсел, — попытался повторить Айден с забавным серьезным видом.

Таким он казался Марселю милым и совершенно безобидным, но расслабляться до конца он все же не спешил — подозрительность была у него в крови, впиталась на уроках, а после пришла и с опытом. От человека с ритуальной раскраской на лице и с рогами можно было ожидать чего угодно.

— Мягкая «л». «Ль». Марсель. Как в вашем «Эн Он Миль Фрихтимен».

— Мар-сель, — произнес Айден.

Теперь он выглядел совсем как ребенок, прилежный ученик, повторяющий урок за своим учителем.

— Да, так.

— Красивое имя, — неуверенно сказал Айден.

Мох у него под руками наконец-то начал дымиться, скоро верхние — самые тонкие веточки — разгорелись, и пламя жадно охватило все оставшиеся.

— А у нас кладут растоп снизу, — сказал Марсель, любуясь огнем.

— Можно и так. Я обычно быстрее высекаю искру, сегодня долго возился, — зачем-то принялся оправдываться Айден.

— Уверен в этом, — одобряюще ответил Марсель.

Он не понимал, что они тут делают, о чем говорят, но реакции Айдена его очень забавляли. Было в их разговоре что-то неуловимое, что держало его тут, на берегу ручья, ночью, у лениво разгорающегося костра.

— Я могу тебя многому научить, — говорил Айден, подкидывая в огонь ветки потолще. — Узнавать целебные травы, отличать ядовитых моллюсков от съедобных. Могу научить выделывать шкуры. Делать одежду. Ты носишь нашу одежду? — Он неодобрительно окинул Марселя взглядом. — Ваша одежда совсем мертвая, тяжелая, нельзя в такой, тьерн говорит… — Он сбился и замолчал.

— Зачем тебе меня учить? — прямо спросил Марсель.

— Ты в ответ научишь меня вашему языку.

— Ты и так его прекрасно знаешь.

— Хочу знать лучше.

— Тебя готовят в дипломаты? Будешь представителем своего племени на переговорах с нами?

— Нет, я сам хочу знать ваш язык — твой язык — и лучше, чем сейчас. Мне нужно будет говорить с тобой.

По мнению Марселя, их разговор зашел в тупик.

— Ты уже говоришь со мной, — напомнил он.

— Не так, но это потом, — загадочно ответил Айден.

— Послушай, если ты хочешь знать наш язык, тебе нужен хороший учитель, у которого будет достаточно свободного времени, а я хожу из города в город, редко бываю рядом с Веншавейе, у меня просто нет возможности…

— Я пойду с тобой.

— Оставишь деревню? — не поверил своим ушам Марсель.

— Да. Нового донейгад уже выбрали, я слишком неопытен и юн для этого, я им пока что не нужен. Я могу пойти с тобой. Хочу пойти с тобой.

Марсель думал, что ему придется сдерживаться, чтобы не спросить, не хочет ли Айден поинтересоваться его мнением по этому поводу, но неожиданно осознал, что его радует возможность взять Айдена с собой, как будто за один этот дурацкий ночной разговор ни о чем он привязался к нему и не хотел скоро расставаться.

/////

Айден стоял в воде, закатав штаны до колен, и острогой выцеливал рыбу в кипящей белой воде. Обернувшись на шум шагов — из-под ног Марселя посыпались камешки, пока он спускался к реке, — Айден улыбнулся ему так радостно и искренне, что у Марселя защемило сердце.

— Я сделаю тебе похлебку из речной змеи, — пообещал Айден. Глаза у него сияли. — Когда к нам приходят из других деревень — все только и ждут, когда же смогут попробовать нашу похлебку. Рецепт хранится только у нас и передается от старших к младшим уже многие годы.

— Это честь для меня, — ответил Марсель. — Чем тебе помочь?

— Просто не мешай.

— Кто-то рвался учить меня! — Марсель засмеялся.

С Айденом ему было невероятно легко и свободно, все словно вставало на свои места, наполнялось смыслом. Это было странное ощущение, он никогда не испытывал ничего подобного раньше. У Айдена был мягкий приятный голос, который хотелось слушать часами. У Айдена были красивые зеленые глаза, в которые хотелось смотреть, а ветвистые отростки у него на голове — Марсель звал их про себя рогами — делали его похожим на лань, их так и хотелось погладить.

Айден вдруг перестал улыбаться, сосредоточенно посмотрел на него и вышел на берег, кидая острогу на песок.

— Ты понял? — спросил он, подходя вплотную.

— Что понял? — удивился Марсель. В горле у него внезапно пересохло.

Айден нахмурился.

— Я уже начал сомневаться. Ты все никак не понимал. Может, это все-таки ошибка?

Он вдруг принялся развязывать кожаные ремешки, держащие его накидку.

— Айден?..

Не отвечая, он разделся до пояса, побросал, не глядя, одежду по сторонам, взял руку Марселя и приложил к своей обнаженной груди.

— Вот так — чувствуешь?

Марсель сглотнул. Ему хотелось спросить, что он должен почувствовать, что вообще происходит, хотелось сделать вид, что он ничего не понимает, но он уже понял.

— Ты с самого начала пришел поэтому?..

— Да.

— Ты еще тогда, в Веншавейе?..

— Это наш дар. Мы видим и узнаем своих минунданем. Я узнал тебя в тот день. Ты протягивал мне вещи учителя, а я видел, как ты отдаешь мне себя. Сердце, печень, почки, кишки и все остальные внутренности. Голову и тело. Боль и улыбки. Ты мне, я тебе. И так до конца.

— Это звучит… страшно.

— Это просто слова. Страшно — узнать, что твой минунданем — ренайгсе. Я чуть с ума не сошел. Я не хотел верить.

— Как ты вообще понял?

— Я понял, что это правда, потому что говорил на твоем языке. Это был знак, понимаешь? Его язык — теперь и твой тоже, вот что сказало мне сердце. А потом я узнал тебя лучше, ближе — и теперь ни о чем не жалею. Ты хороший. Настоящий. Ты мой минунданем.

Айден отпустил его руку и робко прикоснулся к щеке, провел пальцами, как будто проверял, не призрак ли перед ним. Марселя прошило дрожью от этого прикосновения, от ощущения шершавых подушечек пальцев на нежной коже лица.

— Возьми меня, — сказал Айден, чуть отступая от него, и развязал пояс. — Ты ведь умеешь? Я не знаю, как надо.

— Постой, что ты!.. О!

Айден стащил с ног штаны и кинул их на песок, распрямился, нисколько не стесняясь. Марсель хотел отвернуться, но смотрел, не отрываясь.

— Говорят, это просто. Ты находишь своего минунданем, раздеваешься, и все случается само, — рассказывал Айден, стоя перед ним полностью обнаженным. — Я тебе верю, ты точно все сделаешь, как надо.

— Подожди, пожалуйста, — хрипло попросил Марсель. — Зачем так спешить? Это совсем необязательно…

Айден шагнул к нему, положил руки на плечи, доверчиво прижался к груди. Проклятый камзол мешал ощутить его голую кожу.

— Зачем ждать? Раз ты понял, больше не нужно ждать. И ты хочешь. Я знаю.

Марсель не выдержал и погладил его по ветвистым рогам, вившимся над ушами.

— Ты их чувствуешь? — спросил он.

— Я чувствую тебя. Все, что ты делаешь. Тебе нравятся мои корни. Можешь трогать их. Можешь трогать где хочешь.

— У тебя такая же отметина, как у меня, ты же тоже он ол менави, — прошептал Марсель, целуя Айдена в его пятно на щеке. — Это так…

— Я знаю. Мы могли бы встретиться раньше, если бы ты остался здесь. Но я ждал тебя.

/////

— Мы перебрали все варианты, Васко с Куртом серьезно поспорили, но к истине это все нас так и не приблизило, — рассказывал Марсель. — Эти сапоги со змейками не идут у меня из головы, кажется, я их где-то видел, наверное, тоже встречал его в городе, может, замечал краем глаза, вот и не запомнил толком.

Они завтракали в кабинете Константина, который тот теперь почти не покидал, загрузив себя работой.

— Тут я тебе помогу, мой дорогой! — радостно заявил Константин. — Этот юноша был ее любовником. Из моих окон хороший вид на особняк госпожи Моранж, как-то раз шторы там были неплотно задернуты… Да не смотри на меня так, она просто целовала его, это было в гостиной, в спальне у нее ставни наглухо заколочены! И я всего лишь выглянул мельком в окно и не думал ни за кем шпионить!

Он напоминал Марселю об Айдене — теперь на голове у Константина были похожие ветвистые отростки.

— Что ж, ты действительно нам очень помог. Возможно, его убили как раз из-за этого. Из-за интрижки с ренайгсе.

Что-то толкнуло его изнутри, Марсель нахмурился.

— Мне нужно сказать тебе еще кое-что, Константин.

— Я весь внимание, дорогой брат.

— Я встретил человека… Он местный, из мирной деревни Веншавейе. Ученик Катасаха.

Константин погрустнел.

— О Катасах, он так много для меня сделал, спас мне жизнь! Видит небо, Марсель, я до сих пор скорблю о нем!

— Знаю, Константин, я тоже.

Они помолчали, отдавая дань памяти Катасаха.

— Ты говорил, что его ученик?..

— Я полюбил его, — просто сказал Марсель.

— Не может быть! — воскликнул Константин. — После всех этих лет, когда никто не мог завладеть твоим сердцем? Я до сих пор помню этих несчастных, которых ты отвергал!

— Да, я сам не верил, что когда-нибудь встречу кого-то, но вот — встретил.

— Это взаимно? — с неподдельным волнением спросил Константин.

— Да. Он сам пришел ко мне, первым все понял.

— Я так рад за тебя, дорогой мой! Это же такое счастье!

Константин подался вперед и сжал его пальцы, весь сияя от радости.

— Я во всем тебя поддержу, пусть кто-нибудь только попробует помешать вам, брат!

— Спасибо, брат. Я знал, что могу рассчитывать на тебя.

/////

Теперь Марсель видел их и старался прогнать вызванную минутной слабостью мысль, что лучше бы ему их не видеть. Черные тени клубились, окружая его и Айдена со всех сторон, постоянно меняя очертания, среди них проступали оскаленные морды с водоворотами на месте глаз и ртов. Тонкие острые черные ветки шевелились, вырастая из этих ртов, глаз, ноздрей, тянулись вперед, плотоядно покачиваясь и изгибаясь, предчувствуя богатый пир. Марсель сразу же узнал эти ветки.

Айден подошел ближе и встал с ним плечом к плечу.

— Я не воин, но не буду просто ждать и смотреть, как ты сражаешься.

— Мы теперь по-настоящему и полностью связаны, мысль об этом не наполняет тебя силой?

— Я чувствую твою силу.

Марсель поудобнее перехватил рукоятку меча, встал в защитную стойку и приготовился рубить направо и налево. Пусть эти тени бесплотны, но ветки должны быть материальными, он будет обрубать их одну за другой, пока не упадет замертво от усталости. Он не допустит, чтобы Айден умер в муках, как тот юноша, которого они нашли подвешенным на дереве.

— Убирайтесь! — раздался громкий властный голос.

Марсель вздрогнул и заозирался.

Тени начали рваться, дергаясь, как в агонии, шипение стало громче на миг — и затихло. Оскаленные морды исчезали, рассеиваясь в предутреннем тумане. Сквозь него проступали очертания человеческой фигуры.

— Ты в порядке, брат? — спросил Константин, выходя к ним из клубящегося дыма.

Марсель опустил меч и утер пот со лба.

— Константин, как же ты вовремя! Откуда ты здесь взялся? И как так получилось, что они тебя послушались?

— Дорогой мой, ты замерзнешь в таком виде, оденься. Поговорим позже.

— Позволь представить тебе Айдена, Константин. Айден, это мой кузен, Константин д’Орсей.

— Счастлив наконец-то быть представленным вам, Айден, — кивнул Константин.

Марсель еще раз огляделся, нырнул в шатер и слушал, одеваясь, их разговор.

— Ты донейгад? — спросил недоверчиво Айден.

— Да, как и вы.

— Но остров не может быть в связи с ренайгсе…

— Еще как может. Все люди одинаково устроены, любезный Айден, у всех те же тела, та же кровь. Похожи души и мысли. Да что далеко ходить, ваш бог — Эн Он Миль Фрихтимен — обнаружил, что не может управлять детьми колонизаторов и местных, испугался потерять власть и принялся жестоко убивать любого, кто вступал в отношения с чужаками.

— Откуда это известно? — удивленно спросил Марсель, выходя к ним.

— Я же теперь связан с островом, слышу и чувствую его. Поговорил с разными надайгами, мне рассказали много интересного. Помнишь того юношу-аборигена, которого вы нашли?

— Компаньона госпожи Моранж.

— О, как ты галантен, Марсель! Что ж, пусть компаньон. Таких компаньонов во все времена было очень мало, единичные случаи, все-таки недоверие и вражда между нами слишком сильны, к моему глубочайшему сожалению. Но каждый из таких случаев жесточайше пресекался.

— У нас с Айденом не может быть детей, какой смысл убивать его?

— В назидание остальным. Тем, у кого могут быть дети.

— Это ужасно!

— Я не смогу долго сдерживать его, брат, — признался Константин. — Я еще слишком слаб, а он — слишком силен. Если он победит, вы оба погибнете.

— Ты противостоишь Эн Он Миль Фрихтимену? — в ужасе спросил Айден, оглядываясь на Марселя в поисках поддержки.

— Он чуть не убил тебя, Айден, — мягко напомнил тот. — Чуть не убил нас обоих.

— И он не остановится, — продолжил Константин. — Девушка из Вигнамри, которая любит нашего торговца. Охотник из Ведрайса, который ждет своего первенца от сержанта Монетной Стражи. Все они погибнут, если мы не пойдем против Эн Он Миль Фрихтимена. Я знаю, как ослабить его. Так я вас и нашел — почувствовал, где он хочет ударить. Я смогу победить, но только если ты поддержишь меня, дорогой брат.

Марсель кивнул ему, а потом посмотрел Айдену в глаза и сказал:

— Я доверяю Константину как самому себе. Я просто не могу не поддержать его. И не защитить тебя.

— Это не остров против вашей связи, Айден, — сказал Константин. — Это воля конкретной личности, боящейся потерять могущество. Древней и, вполне возможно, выжившей из ума.

Айден смотрел на него с отчаянием и явно не хотел верить ни одному его слову. Марсель переводил взгляд с одного на другого и думал, что если Айден не согласится с ними, то он сойдет с ума — не в силах выбрать между любимым и братом. Жизнь еще никогда так не испытывала его.

@темы: Halloween, Айден, Константин, Васко, м!де Сарде, Курт

---

Greedfall Halloween — драббл «Trägst du mich mit dir»

[Некто из Содружества]

Название: Trägst du mich mit dir
Автор:  brass pangolin cold

Пейринг/Персонажи: Курт, Херманн, Сиора, немного Петруса
Категория: джен
Жанр: драма, ghost story
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 979 слов
Предупреждение: намеки на каноничную бэкстори Курта; метафоры, авторская пунктуация, легкий сюрреализм;

спойлер

открытый финал
Примечание: пост-личный квест Курта, Херманн мертв, но не совсем; название – строчка из Lacrimosa - Lichtgestalt

Каждую ночь Курту снится пепел.

Пожарище, от одного края горизонта до другого. Обугленные остовы домов, покрытые сажей камни там, где раньше были улицы, земля белая, как от снега; зола, и пепел, и угли, куда ни кинь взгляд. Он один здесь, и воздух кажется мертвым, но – кто-то шепчет его имя

(Курт знает этот голос),

и он просыпается, вздрогнув.



Засыпая, он бредет вперед, к горизонту, пока не отваливаются подметки, пока не сбивает ноги в кровь. Нет ни усталости, ни боли; он идет, потому что должен идти,

потому что знает это нутром,

потому что таков приказ

(он просыпается).


Он идет, и он стоит на месте. Каждой ночью одно и то же, одно и то же, и он знает эти камни, и он знает эти следы в золе, он проходил здесь раньше; каждую ночь он поднимает глаза и видит громаду губернаторского дворца, и каждую ночь он осознает –

Сан-Матиус.

Площадь покаяния.


Треснутые, обугленные кости лежат там, где раньше был костер – тронь, и рассыпятся в пыль. Перекошенная нижняя челюсть, чернота глазниц, раздробленные ребра; Курт смотрит на них и не может отвести взгляд, и кто-то снова шепчет его имя

(он знает, кто),

и ему словно снова двенадцать, и он не может пошевелиться, когда безмолвный вихрь поднимает золу, и пепел, и кости в воздух, когда в потоках воздуха проступает чужое лицо, искаженное гневом и болью, когда ветер касается его лица, треплет волосы, пробирается под броню, когда костная пыль забивает глаза, и уши, и рот, и все, что он слышит,

шепот


Он просыпается, хватая воздух ртом, пялится в ясное ночное небо и не может отвести взгляд; рядом, только руку протяни, трещит костер, и в этом треске он слышит знакомый смех.

****

Его одежда пахнет пеплом. Его волосы пахнут пеплом. Сняв броню, он обнаруживает на боках, вдоль ребер, длинные полосы золы – будто следы пальцев; смотрит на них несколько долгих секунд, прежде чем смахнуть ладонью.

Сон не приносит ему отдыха – кажется, будто он вообще не спит. Ему хватило бы и двадцати минут в день (их так готовили, их так тренировали), но ему не дают и этого; берут измором, думает Курт, умываясь в попавшемся им по пути ледяном ручье

(руки дрожат не то от ярости, не то от усталости),

думают, что он сдастся. Смешно.


Вечером он замечает, что Сиора наблюдает за ним через языки пламени – пристально, чуть нахмурив брови; после ужина Курт спускается к ручью – его очередь мыть котелок, – и она увязывается следом.

– За тебя что-то схватилось, – говорит она, и Курт чуть не разжимает пальцы, – из-за грани. Что-то чужое. Не ушедшее в землю, не похороненное правильно… кажется, даже не достойное этого. Не spiorad.

– С чего ты…

– Перестань, – она перебивает его, отмахивается, – я все вижу. Любой из doneigada увидит.

Они молчат, глядя друг на друга, несколько долгих секунд. Глаза Сиоры блестят в лунном свете, руку Курта, все еще опущенную в воду, сводит от холода; наконец, вздохнув, она садится на землю, запускает ладонь в волосы.

– Вижу, но не понимаю, – тихо признается она. – Это taibhse, Курт, как в историях… старых историях, старше первых nadaig.

(Курту кажется, что его окутывает дым; что котелок в его пальцах нагревается, раскаляется, и жар ползет вверх;

стоит моргнуть, и наваждение исчезает)

– Ты уверена? – спрашивает он, и Сиора выдыхает:

– Не знаю.


(этой ночью в вихре он видит силуэт – знакомый, слишком знакомый, – прежде чем пепел бьет его в лицо, и ветер разжимает челюсти словно человеческой рукой, и он не может дышать не может дышать не может дышать

ребра вспыхивают острой болью, что-то сжимает шею, обвивается вокруг торса, оплетает руки, и он падает на колени)


Утром Курт просыпается с засевшим в груди надсадным кашлем и свежими, густо-фиолетовыми синяками, обхватывающими запястья, будто браслеты, и поднимающимися вверх по рукам.

****

В следующий раз они встают лагерем у озера.

Синяки – это ерунда, думает Курт, войдя в воду, сняв всю броню впервые за – дня четыре точно, а может, и всю неделю. Он переживет синяки, и сны, и запахи, и постоянную усталость; он уже не мальчишка, бывало и похуже

(он жил в этом «похуже» восемь лет, когда был еще совсем юнцом).

Он справился тогда. Он справится и сейчас.


Вечером Сиора расспрашивает Петруса о преданиях континента – страшных сказках, легендах, байках; тот рассказывает, посмеиваясь в усы – радуется наконец-то проклюнувшемуся любопытству, должно быть. Курт чистит и точит меч, прислушиваясь вполуха: вряд ли узнает что-то новое.

В страже рассказывают о полях сражений – о духах, поднимающихся из земли по ночам, сталкивающихся в боях (одном и том же нескончаемом бою) снова и снова. В Конгрегации предпочитают истории о неуважении к мертвым, о вскрытых могилах, о тех, кто приходят к потревожившим их покой. Телема – истории о грешниках, не сумевших вознестись к Просветленному, все еще бродящих по земле (грязно-серые саваны, покрывающие головы, закрывающие лица; не смотри им в глаза, иначе уведут за собой). В землях Альянса над такими историями смеются, но иногда, тайком, шепчут байки о тех, кто восстает из могил по своей воле, наведывается в чужие дома, чтобы унести младенцев, чтобы вырастить их среди мертвецов; они рассказывают об этих детях, белых, как опарыши, выползающих из земли следом за приемными родителями, пьющих кровь у родителей настоящих,

и это никак Курту не поможет.

Он путешествовал достаточно. Он слышал достаточно.

– Есть еще, – говорит старик, и Курт поднимается было, чтобы уйти, но не успевает. – Из тех времен, когда Телема еще не была Телемой. Старые сказки, конечно, но как отказать такому любопытству?

О.

Курт медленно опускается обратно; и Петрус, глянув на него с одобрением, начинает.

Он рассказывает о мертвецах, мстящих тем, кто их убил, сводящих тех в могилу вслед за собой – в лучшем случае. Тянущих из них силы – медленно, по капле. О мертвецах, приходящих только во снах, становящихся сильнее с каждой ночью; о тех, кто стал так силен, что смог вернуться – в чужой ли плоти, в своей ли, в теле ли убийцы.
(в треске костра Курту слышится знакомый смех, в ветре – знакомый шепот)


Во всех историях о мертвых, думает Курт, устраиваясь в спальнике – его очередь дежурить еще нескоро, – есть кое-что общее. Неотвратимость. Неспособность это остановить – у живых; нежелание – у мертвых. Беспомощность.

(не смотри им в глаза)


Но ему уже нечего терять.

@темы: Halloween, Сиора, Герман, Петрус, Курт

---

Greedfall Halloween — мини «Efendieru, efenleof»

[Некто из Содружества]

Название: Efendieru, efenleof
Соавторы:  brass pangolin cold,  Blushunt

Пейринг/Персонажи: ожп-островитянка, фоновый Константин/ж!де Сарде
Категория: джен, фоновый гет
Жанр: дарк
Рейтинг: R
Размер: мини, 1280 слов
Предупреждения: бодихоррор,

спойлер

смерть персонажа
Примечания: постканон "плохой" концовки; Бронах — "печаль"; название взято из Sowulo - Fægru Fara

Дорога в Анемхайд заросла высохшими деревьями так бурно, что сразу было понятно — ни человек, ни зверь не ступал сюда уже много лет. Это могло напугать, заставить повернуть назад кого угодно — только не Бронах. Она упрямо прорубала свой путь, пробиралась по едва заметной тропе, остановившись только перед огромными дверями.

Бронах знала, что такие закрывают вход во все старые святые места — обвитый корнями камень, неприступный, открываемый только особым ритуалом. Мать Бронах еще помнила мудрецов, у которых было это знание, помнила говорившую со зверями женщину, прятавшуюся в скрытом так убежище. Помнила и то, что все равно во многие из этих мест был второй проход — стоит лишь поискать, а искать Бронах всегда умела, терпеливо и старательно; неважно, были это детские игры в прятки, выслеживание зверя на охоте или потакание уже давно пришедшей в голову опасной мысли, которая и привела ее сюда, в Анемхайд.

Двери Анемхайда оказались приоткрыты, и Бронах сочла это знаком, что она все делает правильно — словно Двоединое приглашало ее войти.

Поэтому Бронах вошла.



Пустота внутри святилища отличалась от заросших окрестностей так сильно, что становилось не по себе. Бронах пыталась успокоиться, размышляя, что это логично — разве божество позволит своей обители уподобиться заброшенной тропе? Напротив, оно само отрезало простым людям путь сюда, чтобы даже желавшие нарушить табу повернули прочь.

А Бронах все равно пришла, ведомая любопытством, которое было сильнее всего — запретов жрецов, опасений чуткого сердца матери, страха за свою жизнь. Каждый из увиденных ею ритуалов распалял все больше и больше, пока Бронах однажды не сказала себе, стоя над убитым ею оленем — потрясающим крупным самцом, которого следующей же ночью сожгут, принося в жертву, — я хочу увидеть Двоединое, как в те времена, когда к божеству можно было прийти и поговорить с ним.

Говорить Бронах не собиралась — никогда не умела красиво это делать. Зато она умела бесшумно ступать и прятаться за камнями, как сейчас, пробираясь выше по тропе, усеянной обломками костей и окружающим их чем-то блестящим, напоминающим обсидиан, но гораздо светлее.

Бронах хотела рассмотреть странный материал поближе, но увидела краем глаза расщелину, из которой бил свет, и от этого захватило дух. Она почти у цели, почти добралась до сердца святилища, не стоит медлить.

Стоит быть все такой же осторожной и тихой, спускаясь к огромной скале и не менее огромному дереву.



Дерево — все, что было перед обрывом. Бронах рассматривала его, спрятавшись между множества каменных обломков, пытаясь понять — неужели это и есть Двоединое? Жрецы никогда не говорили, как выглядит божество, и есть ли у него вообще облик — оно было везде, в каждой песчинке или ростке, беспрестанно наблюдая за своим народом.

Могло ли оно при этом быть простым деревом, пусть и высоким, широко раскинувшим отчего-то безлистные ветви?

Бронах подобралась ближе, всматривалась в темную кору и наконец-то увидела то, что издали казалось всего лишь древесным узором — очертания человека, нет, двух людей, сплетенных в тесных объятиях.

Мужчина и женщина, обнаженные, рогатые, как жрец и жрица — словно кто-то вырезал их на стволе… или кто-то прирос к дереву, навечно застыл, покрывшись корой. Как бы ни была жутка и неправильна эта мысль, она куда ближе к правде — потому что это и было Двоединое, не могло быть никто и ничто больше.

Сердце Бронах отчаянно забилось от одной только мысли, что она действительно видит божество. Какое-то время она могла только смотреть, беззвучно, бездумно, не в силах отвести взгляд.

Раздался хруст, и испуганная Бронах не сразу осознала, что издала его не сама, отшатнувшись и наступив на ветку — она все еще была недвижима, и звук доносился не сзади.

От дерева.

Очертания мужской руки сдвинулись, отрываясь от ствола — медленно, с неприятным звуком; с таким ломаются не ветки, но звериные кости. Древесина отпускала нехотя, разрывалась, оставляя край тела неровным. Дергаными нечеловеческими движениями мужчина высвобождался из женских объятий, из женского тела — Бронах покраснела, увидев, что пара была сплетена не только руками, а после сразу же побледнела, сдерживая подкативший к горлу комок тошноты.

Тела тоже с трудом отрывались друг от друга — между ними тянулись волокна, прожилки мяса, безошибочно узнаваемые любым, кто разделывал дичь, но при этом бескровные, белые, как сердцевина дерева. Везде, от бедер до рук, виднелись куски ощетинившейся чужой бледной плоти, не пожелавшей рассоединиться правильно, вырванной из чужого тела; раны — как следы нападения изголодавшегося за зиму зверя, как треснувшая вдоль ветка.

Страшнее всего выглядела грудь — одинаково у них обоих: развороченная, раскрытая, без ребер, но с неожиданно алым куском чего-то в середине. Только когда эти куски одновременно вздрогнули, забились в едином ритме, Бронах поняла, что это — сросшееся и вновь разорванное надвое сердце.

Ее, с детства привыкшую к виду мяса, тошнило, но она упорно сдерживалась — и продолжала смотреть.

Мужчина ступил на землю, не открывая глаз, взял женщину за повисшую в воздухе руку — и она последовала за ним, так же медленно и жутко, а позади нее на древесине выступила смола, темная, как кровь.

Двоединое пробудилось.

Оно стояло, разделенное, но все еще целое — держащееся за руки, стоящее плечом к плечу, с бьющимися в груди полусердцами, жуткое и неправильное, противоречащее природе всем своим существованием. Двоединое не могло ее олицетворять, не могло быть божеством — но было им, и все естество Бронах заполнил отчаянный, животный страх от увиденного.

Нужно было уходить отсюда, но она не могла сдвинуться с места, не могла отвести взгляд. Даже когда Двоединое распахнуло веки.

Два взгляда ослепительно ярких глаз — желтых, как полуденное солнце, и зеленых, как первая весенняя трава, — обожгли Бронах, безошибочно увидев ее сквозь камень. Только сейчас она осознала, что именно пробудило Двоединое.

Ее вторжение.

Бронах бегала быстрее всех в клане, намереваясь когда-нибудь стать Белым Андригом Великой Охоты — и ее никто никогда бы не смог поймать, — но сейчас она не успела сделать и шага. Корни взрезали землю, оплели ее — толстые и крепкие сжали конечности, один обманчиво тонкий проскользнул по телу и обвил горло.

Двоединое продолжало смотреть на Бронах, и она богохульно разделила их в своей голове — потому что один взгляд был удивленным, а второй злым. Это мужчина удерживал Бронах, напряженный, как и тесная хватка корней, но при этом казался всего лишь захваченным врасплох; женщина — напротив, расслабленная, как и пока что не давящий на горло росток, но зелень ее глаз светилась холодной злобой.

Бронах приоткрыла рот, даже не зная, что могла бы сказать в свое оправдание перед божеством — божествами? — но женщина повела рукой, так плавно, как не двигается ни один человек, и слова замерли, повинуясь усилившейся хватке на горле.

Вместо Бронах заговорил мужчина.

Он не разжал губ, но его слова раздались в святилище громким шумом со всех сторон сразу, нарастающим гулом, схожим с восславляющим Двоединое пением. Бронах уловила слова, не поняла ни одного из них — это не было языком их народа, — но ее захлестнуло волной сожалеющей горечи.

Мужчина словно спрашивал, тихо и печально, зачем Бронах пришла сюда, и эта печаль вызывала страх.

В шум вступил резкий свист ветра, как вскрик жрицы в ритуальной песне — женщина смотрела, как разъяренный ульг, и ее недовольство заставляло испуганное сердце биться все чаще. Ее голос нес в себе ярость, безжалостное наказание за нарушенное табу. Нес — как пронзительный визг матки досантатс — смерть.

Но второй голос вмешивался — не перекрывая, но вплетаясь, пытаясь смягчить — охотничий рог и колокольчики на ветру.

Гул нарастал — одновременно высокий и низкий, шум водопада и звон осиного роя, отзывающийся глухой болью в зубах — это был спор, изумленно поняла почти оглушенная Бронах. Божество спорило — само с собой, смотря на нее, на причину их спора, ожидающую решения.

Все закончилось быстро. Женщина, все так же нечеловечески плавно, коснулась мужского плеча — и все стихло, умолкло, вновь оглушая, но уже тишиной.

Мужчина дернул головой, отворачиваясь, касаясь руки на плече в ответ — порывисто, резко, ломаными движениями. Короткая фраза прозвучала едва слышным шелестом листвы — и Бронах снова узнала каждую из нот: смирение, подчинение, согласие.

Будь по-твоему.



Будь по-твоему, сказала мать, когда Бронах соврала ей, что отправляется на долгую охоту; она чувствовала, она знала, может быть, давно, еще когда дала своей дочери имя.



Бронах закрыла глаза ровно в тот момент, когда корень сдавил ее шею до неприятного звука, с которым ломаются не ветки, но звериные кости.

@темы: ОЖП, Halloween, Константин, ж!де Сарде

---

[Teer Fradee]

Итак, первый фестиваль на Тир Фради объявляется открытым!


Дорогие авторы, предлагаем для вашего удобства коды шапок и гостевые аккаунты для выкладки. Можете выкладывать свои работы с их помощью, или можете создать личный логин для выкладки на фестивале, или прислать работу на u-mail сообщества — тогда мы выложим её сами. С нетерпением ждём ваших работ!

код шапок

Ники в строках "Автор" и "Бета" в выложенных работах проставляются после деанона, так что в момент публикации эти строки можно просто не указывать.

Шапка для оригинального текста

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>[J]Автор[/J]:</b>
<b>[J]Бета[/J]:</b>
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Размер:</b> Х слов
<b>Предупреждение:</b> (если есть)
<b>Примечание:</b> (если есть) 

Шапка для перевода

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>Автор:</b> ник (желательно со ссылкой на профиль )
<b>Ссылка на оригинал:</b> 
<b>Разрешение на перевод:</b> Получено/Запрос отправлен
<b>[J]Переводчик[/J]:</b>
<b>[J]Бета[/J]:</b>
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Размер:</b> Х слов
<b>Предупреждение:</b>
<b>Примечание:</b> 

Шапка визуального контента

<b>Название:</b> (если нет, то ***)
<b>Пейринг/Персонажи:</b>
<b>[J]Автор[/J]:</b>
<b>Форма:</b> арт/клип/коллаж/косплей/куклокосплей/вышивка/сет аватар и т.д.
<b>Категория:</b> джен/гет/слэш/фемслэш
<b>Рейтинг:</b> G/PG/PG-13/R/NC-17/NC-21
<b>Референсы/источники:</b> если таковые использовались, указывать обязательно
<b>Размер:</b> указывается для видео
<b>Ссылка для скачивания:</b> при желании указывается для видео
<b>Примечания:</b> (если есть)

||

Гостевые аккаунты для желающих

Гостевые аккаунты для желающих
Пароль Gredfall

 Некто из Телемы
 Некто из Альянса
 Некто из Содружества

---

Greedfall Halloween — правила

[Teer Fradee]

поделиться идеей или оставить заявку ||

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503028.png"></a></div>

Приглашаем вас на «Greedfall Halloween» — однодневный конкурс с индивидуальным участием на тему ужасов и кошмаров, который состоится 31 октября.

Ограничений по типу и количеству работ нет (

*

однако организаторы оставляют за собой право не принять работу заведомо провокационного характера. ). Любая форма работы, любой рейтинг (в пределах правил дайри): авторские тексты, переводы, визуал, крафт, тематические фанмиксы, коллажи и сеты аватаров, демотиваторы, косплей и инсталляции — все, во что выльется ваша фантазия.

Ограничения по жанрам условные — предпочтительны angst, dark, триллер, ужасы, крипи, боди-хоррор и тому подобное. Однако при соблюдении основной темы допускаются работы как юмористического, так и романтического характера.

Работы выкладываются анонимно (

*

можно от Гостя, можно при помощи специальных гостевых аккаунтов, можно прислать заранее на u-mail сообщества, чтобы работу выложили организаторы) . Работы должны быть созданы специально для фестиваля или неопубликованными ранее. Раскрывать авторство работ можно после завершения читательского голосования за лучшие работы фестиваля, с 7-го ноября.

Голосование продлится с 1-го до 7-го ноября, закрытым способом (на u-mail сообщества), (

*

голоса от виртуалов и гостевых аккаунтов учитываться не будут). После окончания голосования голоса будут открыты, подведение итогов и чествование победителей состоится 9 ноября.

Если у вас есть какие-либо вопросы, задавайте их в комментариях.

забрать баннер себе

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503026.png"></a></div>

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503025.png"></a></div>

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503019.png"></a></div>

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503028.png"></a></div>

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503070.png"></a></div>

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503069.png"></a></div>

Благодарим сообщество  Weisshaupt Fortress за идею и основу для правил.

запись создана: 18.10.2019 в 13:54

@темы: Halloween, Орг, Правила

---

Greedfall Halloween — заявки

[Teer Fradee]

код баннера

<div align="center"><a href="https://greedfallton.diary.ru/p218439824.htm"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/5/0/0/3500827/86503019.png"></a></div>

Здесь вы можете оставить свою заявку или просто поделиться идеями.

@темы: Halloween, Орг, Заявки